От долгожданного света его едва не вырвало. Желудок запрыгал в животе, как ребёнок, увидевший карусельных лошадок. Генри ткнулся лицом в грязный металл лестничного пролёта и ждал, когда приступ пройдёт. Он чувствовал, как ежесекундно слабеет.
Когда тошнота отступила, Генри первым делом посмотрел назад – не крадётся ли очередная собака (или обезьяна с мёртвой головой) с тем, чтобы окончательно его добить. Дверь осталась открытой, и за ней не было ничего, кроме темноты. Широкий кровавый след на полу повторял путь Генри. Кровь вытекала из ноги и ключицы.
Плохо дело, мрачно подумал Генри. Кружилась голова. Он мельком осмотрел левую руку и убедился, насколько плохо дело. На кисти отсутствовали три пальца – большой, указательный, средний. Собака отхватила их. Вместо пальцев торчали нелепые, на удивление мало кровоточащие обрубки.
Ты всё-таки убила меня, отстранённо подумал Генри, уронив голову. Задним числом, но убила. Что я могу? Только сдаться на милость очередного монстра.
Образы, такие яркие – только протяни руку и коснись, – представали перед взором, и он не очень хорошо различал, что правда, а что иллюзия. Вот, например, резкий собачий лай над головой, похожий на воронье карканье – ложь или правда? Голос, который отчётливо сказал: «Грядет Святое Успение» – ложь или правда? Единственное, что Генри однозначно отнёс к миру грёз – синюшная голова с клоком редким волос, который аккуратненько пролетел перед его лицом, разевая рот в крике. Голова ну очень напоминала бедолагу ДеСальво.
ДеСальво умер, возразил Генри, с усилием переворачиваясь на спину. И тут же услышал, как далеко в другом измерении грохнул выстрел. За выстрелом, почти сливаясь с ним, последовал крик – отчаянный, на пределе возможностей человека. На крыше. Генри узнал кричавшего – это был Брейнтри, его недавний собеседник. Револьвер ему не помог… Генри ждал нового крика, но он не повторился. Кажется, в их доме стало жильцом меньше. Двумя жильцами, если считать самого Генри – ему осталось не больше часа, потом он от потери крови провалится сначала в беспамятство, потом в кому, потом в смерть.
Если только…
Нет, это смешно. Восемь этажей – безумие. Безумие, сопряжённое с мучительнейшей пыткой.
Но если я не доберусь до крыши… смерть будет в любом случае. А там, возможно, сумею снова вернуться… проснуться целым и невредимым… может, Ричард ещё жив, и мы вместе…
Искалеченное тело требовало отдыха, пусть даже этот отдых окажется вечным. Генри перевернулся на живот и попробовал шевельнуть левой рукой. На глаза тут же словно надели очки цвета крови. Нет, так не пойдёт. Придётся ползти на здоровой правой, помогая ногами.
