Но Генри по-прежнему не отвечал.
Вопрос был чисто риторическим, но Сандерленд, наблюдающий за её действиями, понял его по-своему.
– Я пытался открыть, – озадаченно промолвил он. – Но, м-м… как бы сказать… что-то блокирует дверь изнутри, что ли. Так мне показалось.
Айлин повернулась к нему. Фрэнк о чём-то усиленно думал, о чём-то крайне неприятном – и эти думы делали его глубоким стариком. Она уже хотела сказать, что всё в порядке, и уйти к себе, когда он вдруг заговорил – по-прежнему сбивчиво и рассеянно, словно говорил сам с собой:
– Я хочу сказать, это не первый раз.
Она ощутила неприятное покалывание на спине:
– Вы имеете в виду… того, который жил здесь раньше?
Айлин хорошо помнила этого человека – подтянутого, хоть и лысеющего, вечно занятого неотложными делами. Он был журналистом. В отличие от Генри, он часто бывал в разъездах – по крайней мере, поначалу. Но потом всё изменилось.
Сандерленд кивнул:
– Да. Но не только его. Иногда мне кажется…
Он замолчал и уставился куда-то в дальний конец коридора. Айлин посмотрела туда, но ничего не увидела. Глаза Фрэнка были тусклыми, будто бы сделанными из стекла. Таким она его видела редко, и эти моменты ей очень не нравились.
– Что? – осторожно спросила она.
Какое-то время казалось, что Сандерленд и вовсе не услышал её, но он нехотя сказал:
– Что-то не так со всем этим домом. Не только квартира 302. Я разное здесь видел…
– Нет-нет, не рассказывайте, – дрожь на спине вернулась, только на этот раз была гораздо сильнее. Айлин глубоко вдохнула. – И не говорите так. Вы пугаете меня.
Фрэнк посмотрел на неё. Матовый налёт исчез из глаз, и она облегчённо улыбнулась ему. Вот так-то лучше.
– Не обращайте внимания, – сказала она. – Я прям как ребёнок, боюсь всего и вся…
– Ну, я тоже хорош, – он указал пальцем под дверь. – Кстати, я тоже стучался вчера вечером, просунул под дверь записку. Он должен увидеть, если находится там. Так что всё в порядке.
Ну это как сказать, подумала она. Насчёт записки Фрэнк, конечно, здорово придумал… но этот клочок бумаги не уберёт неприятное режущее чувство в голове, терроризирующее её всю неделю. И этот звук. Этот проклятый звук, сочащийся через стену. Она отдала бы год жизни, лишь бы он умолк.
– Вообще, в мире много странностей, – Фрэнк почесал затылок; голос опять уплыл за пределы вселенной. – Сколько я их навидался за свою жизнь… Эта квартира ещё что. Например, та пуповина, которая лежит у меня в квартире…
– А?.. Пуповина?
