Лампа, которая висела над головой, заливала лицо противным белым светом, от которого зудела кожа. Зуд был хуже всего, хуже даже боли, которая ушла вместе со страшным человеком. Лицо вспухло и растрескалось, как кожура сваренной картофелины, а зуд прятался под кожей, как злобный зверь. Зверь рвал и метал, и она ничего не могла с ним поделать.
Лампа хладнокровно изучала её глазом патрона, а она в свою очередь пристально смотрела на лампу.
Расчесать лицо. Такое нехитрое действие, такое невозможное и манящее. Если бы только пальцы могли дотянуться до лица… пусть будет, что будет. Брызнет кровь, кожа сползёт жухлой плёнкой, зато утихомирится это нечеловеческое жжение.
Свет размножился, проник в днище глаз, и она потеряла способность видеть и ощущать. Пришла в себя, когда свет померк… может, это тонет её разум – или же кто-то загородил лампу? Нечёткая, теряющая очертания фигура не давала ответа. Человек склонился над ней, и её охватил ужас. Он вернулся. Её мучитель вернулся, чтобы снова приняться за неё… Человек, которого она поначалу нашла таким милым и обаятельным…
Да. Глаза раскрылись чуть шире. Да, она вспомнила его. Его и всю эту размытую станцию. Она ведь была здесь раньше – детство, оно уже накрылось вуалью тумана… Она видела его. Своего убийцу.
Но человек, который склонился над ней, был не им. Когда зуд умерил пыл и в глазах прояснилось, она различила помятую светло-голубую рубашку. Генри, так звали парня с будоражащей щетиной. Она это не забыла.
– С тобой всё в порядке?
Какие проблемы, сладкий ты мой. Какие проблемы.
Какая-то озорная частичка мозга выдала искру смеха, но искра тут же угасла во тьме. Она подняла руку. Не знала, каких усилий ей это стоило, но оторвала каменеющую кисть от пола и вцепилась в рубашку, как утопающий хватается за соломинку. Несколько секунд спустя горячую и мокрую ладонь бережно сжала его дрожащая рука.
– Это… всего лишь… сон… правда?
Он молчал. Хватка чуть ослабла. Свет злорадно выглянул из-за его широких плеч и снова полез ей в глаза.
Её рука дрогнула, поднялась, коснулась заветной щетины. Генри. Такой близкий, что она могла чувствовать его дыхание, слышать биение его сердца…
– Скажи мне… я просто слишком много выпила вчера…
Провела рукой по его щеке. Генри молчал, и свет стремительно поглощал его. Но она знала, что он здесь, рядом, и это приносило успокоение.
