Мигом выскакиваю из поезда. Когда же я уснула? Ноги затекли, я их отсидела, и холодно было, а здесь дует, ветер чуть не сбил меня с ног.
Можно было пальто и сапоги все-таки взять, хоть не мерзла бы, но пусть они ими подавятся, мой папа купит мне лучше. Может, его и правда сделают генералом, тогда он купит мне и шубу из пушистого меха, и мне всегда будет тепло.
Авось по пути согреюсь, надо было все-таки взять хоть шапку и шарф, подниму воротник, как папа.
Дорогу я нашла легко, даже спрашивать никого не пришлось, не хотелось рот открывать, чтобы пивом не пахло. Здесь магазин открыт, куплю мятные конфеты, тогда смогу говорить.
Соображаю, ведь правда?
Можно было взять в карман финики, или печенье, или апельсин, но пусть обжираются со своими Маречеком и Катержиночкой. Катержинка из Катержинек, вот это да, надо бы рассказать Блошке.
Если его еще когда-нибудь увижу. Но, наверное, мы с папой переедем в Прагу, генералы ведь живут в столице.
Ого, какая громадная больница! Как же я папу здесь найду? И такая печальная. Все здесь мрачное, не удивительно, что папа тоскует, и дома печальные, и деревья, и вороны, они печальнее всего.
Надо найти какую-нибудь сестричку, она мне посоветует, где его искать. Раз его почтальон находит, то и я найду.
— Чего тебе?
Тьфу, как я испугалась, окошечка-то я и не заметила. За ним сидит старичок, смотрит одним глазом, и рот у него кривой, может, он тоже псих.
— Кого ищешь?
Скажу ему, может, он знает папу.
— Покорный? Что? Альберт? Покорный Альберт? Покорный, говоришь?
Глухой он, что ли? Шаркающей походкой идет к каким-то дверям, там, значит, проход. Но мне гуда не попасть, через окошко ведь я не пролезу.
— Эдита, Покорный Альберт, это не тот? Тот вроде был Покорный?
— Конечно, тот, из-за кого Ярек выговор получил.
— Можно ей сказать, что повесился?
— Кому?
— Да тут какая-то дочка. Из семьи, верно.
— Вы недослышали, у него, кажется, семьи не было. У Покорного не было никого.
Оба выходят из дверей. Старичок и сестричка.
— Это ты спрашивала Альберта Покорного? Молчу.
— Кто же ты?
— Никто.
Убегаю. Они что-то кричат мне вслед, но я ничего не хочу слышать, потому что не существую. У него не было никого, значит, я никто. Никто.
Вот обманщик, вот врун! Я, конечно, никто. Сначала пишет глупости, а потом преспокойненько на меня плюет. Генерал, так я и поверила. Наобещал мне бог знает чего, а потом взял да и отправился на тот свет. И не было у него никого, говорят, никого, а обо мне и упоминать не к чему, он от меня отказался, стыдился меня, как и она.
