— Помогайте. Самая наилучшая игрушка та, которую смастерите вы сами.
Кое-когда Егорке с Гришкой надоедало помогать, и они просили:
— Хватит ее делать, ведь она уже готова.
Антон Кондратьевич вертел перед глазами ребят изделие:
— А здесь? А тут? А вот тут?
— Это мы потом доделаем.
— Нет уж, не привыкайте «потомкать». Дело — птица: выпустил из рук — оно и улетело. Заканчивайте.
Антон Кондратьевич не мог сидеть сложа руки. Придя с работы и поужинав, он выискивал какое-нибудь дело: починял одежду, обувь, выстрагивал черенки для инструмента.
Но самым любимым его занятием было топить печки. И это было как нельзя кстати, потому что Антон Кондратьевич умел не только хорошо поддерживать огонь в печках, но и мог, как, пожалуй, никто другой, отстаивать их от постоянных посягательств дорожного мастера.
Заглянув как-то вечером в барак и увидев с порога, что стенки железных печек раскалились докрасна, Самота выскочил на середину и закричал:
— Дьяволы! Чего же это вы делаете, а?
— Что такое, Степан Степанович? — спросил испуганно Антон Кондратьевич и, тоже выйдя на середину, стал шарить глазами по сторонам.
— Сюда гляди, сюда! — тыкал пальцем в сторону печек Самота.
— Гляжу, Степан Степанович.
— Красные?
— Ага. Это я их так распалил.
— Так ты что же делаешь, вражья твоя душа? — Самота в упор уставился на Антона Кондратьевича. — Ведь барак-то сгорит?
Антон Кондратьевич виновато потупился и молчал.
— Но чем только думает твоя дурная башка, а? — кипятился Самота.
— Думаю, что когда-нибудь барак обязательно должен сгореть. Как спичка вспыхнет, потому что уж больно потолок сухой.
— Видали его, субчика, — взревел Самота. — Так ведь с бараком сгорите и вы?
— Нет, мы не сгорим, мы выпрыгнем: которые в двери, а которые в окна.
— А потом куда пойдете?
— К мастеру, то есть к вам, Степан Степанович.
— А где я вас размещу, где?
— Это уж дело ваше.
— А я вас так размещу, что не возрадуетесь, — пригрозил Самота, — всех, окромя тебя, выгоню к чертовой матери с транспорта. Вот как я размещу вас.
— А меня?
— А тебя — в острог, за уничтожение казенного имущества. Понял?
— Как не понять.
— А раз понял, то действуй. Чтобы сегодня же печек в бараке не было. Вот прогорят дрова и выбрасывай.
— Это я мигом, Степан Степанович. Как только прогорят, так я сразу же их на мороз. А только потом как будем жить, ведь померзнем все, как мухи?
— По закону и по тхническим (так выговаривал Самота слово «техническим») расчетам у вас должна стоять одна русская печь. Она и стоит. А эти окаянные железяки — вон туда! — Самота взмахнул рукой в сторону окон и направился к порогу.
