Эрнесто. Дон Хулиан!
Дон Хулиан. Не помешал?
Эрнесто (встает). Что вы, дон Хулиан! Прошу вас! А где же Теодора?
(Дон Хулиан входит.)
Дон Хулиан. Мы только что вернулись из театра. Она пошла с Мерседес наверх, а я направился к себе, но увидел свет в твоей комнате и решил пожелать тебе покойной ночи.
Эрнесто. Театр был полон?
Дон Хулиан. Как всегда. Все спрашивали о тебе, удивлялись, что тебя нет.
Эрнесто.Что это вдруг?
Дон Хулиан. Почему вдруг? Это естественно. А ты хорошо провел эти часы в уединении?
Эрнесто. Уединение было, а вдохновение — не пришло, хотя я страстно его призывал!
Дон Хулиан. Как же так?
Эрнесто. Уже в который раз! Но зато я сделал полезное открытие.
Дон Хулиан. Какое?
Эрнесто. Я неудачник.
Дон Хулиан. Вот так открытие!
Эрнесто. Представьте себе!
Дон Хулиан. Почему же ты усомнился в своих силах? У тебя не выходит драма, о которой ты мне говорил?
Эрнесто. Именно так. Пока только я выхожу из себя.
Дон Хулиан. Почему же, милый Эрнесто, тебе изменило вдохновение?
Эрнесто. Я думал, что мою идею легко воплотить в драматическую форму, но получается что-то тяжеловесное, неуклюжее.
Дон Хулиан. В чем же дело? Расскажи.
(Садится на диван.)
Эрнесто. Попробуйте представить себе вот что: главное действующее лицо, та сила, которая двигает сюжет, вызывает катастрофу, упивается и наслаждается ею, — не может появиться на сцене.
Дон Хулиан. Потому что слишком безобразна?
Эрнесто. Нет. Не безобразнее нас с вами. Ее нельзя назвать ни дурной, ни хорошей. Отталкивающего в ней тоже ничего нет.
Дон Хулиан. Так в чем же дело?
Эрнесто. А в том, что эта сила, это действующее лицо физически не поместится на сцене.
Дон Хулиан. Господь с тобой! Неужели ты пишешь мифологическую драму с титанами?
Эрнесто. Пожалуй.
Дон Хулиан. Так расскажи!
Эрнесто. Это действующее лицо... весь мир! Величина изрядная!
Дон Хулиан. Весь мир! Тогда ты, конечно, прав. Мир не поместится в театре. Эта истина бесспорная.
Эрнесто. Вот видите, я прав!
Дон Хулиан. Не совсем. Весь мир сводится к ряду типов, характеров. Я мало в этом понимаю, но знаю, что есть такой прием.
Эрнесто. Совершенно верно. Однако в моей драме это невозможно.
Дон Хулиан. Почему?
Эрнесто. По многим причинам.
Дон Хулиан. Укажи хоть некоторые!
Эрнесто. Видите ли, каждый из тех, кто составляет толпу, каждая голова стоглавого чудовища, этого современного титана, которого я называю весь мир, появляется в моей драме на один миг. И произносит одно слово, бросает один взгляд, или просто улыбнется, или сделает что-нибудь не из злобы, а просто так равнодушно, рассеянно.
