— Костя, как дела? Тут у меня одна важная бумага, доложи Леониду Ильичу.
Брежнев доверялся Черненко и часто, ничего не спрашивая, подписывал заготовленные им резолюции. Или же Константин Устинович просто получал устное согласие и писал на документе: «Леониду Ильичу доложено. Он просит внести предложение». Все, вопрос решен…
Брежнев сидел на пятом этаже, Черненко — на шестом. Он даже не стал читать записку, а сказал Воротникову:
— Оставь, а о приеме известим.
Черненко действительно все устроил. Брежнев на следующий же день принял Воротникова. Брежнев выглядел тогда неплохо, правда, располнел. И у него появились первые проблемы с зубами, вернее, с зубными протезами. Речь становилась невнятной. Генеральный заговорил о межхозяйственных животноводческих комплексах, о мелиорации, удобрениях. Медленно и вдумчиво читал записку, одобрительно комментировал по ходу чтения. Заодно сказал о Кулакове:
— У нас дельный секретарь ЦК Федор Давыдович Кулаков. Контактный, его уважают на местах. Хороший мне помощник.
По словам людей, его знавших, Кулаков не был равнодушным человеком, цинично наблюдавшим за бедственным положением сельского хозяйства. Он говорил Горбачеву о том, что в Центральной России деревня погибает, зарастает лесом, люди разбегаются. Те, кто знал Кулакова по работе в ЦК, называют его порядочным, доброжелательным, располагающим к себе человеком, с которым можно было говорить на любые темы.
Александр Николаевич Яковлев в те годы руководил отделом пропаганды ЦК:
— Я в отношении Кулакова расхожусь с обычными оценками. У нас сложились доверительные отношения. Если я звонил, то в любое время мог к нему зайти, поговорить. Он фигурой был мятущейся. Не ортодокс. Кулаков был за экономические реформы. Он мне прямо говорил: «Многое не работает! Я не против колхозов, но там, где они не работают, зачем они нужны? Только ради твоей идеологии?» Он был единственный, к кому я зашел, когда меня убрали из ЦК, — вспоминает Яковлев. — Мы с ним выпили. Он сам позвонил: зайди. Рассказал, что происходило на политбюро. Кулаков расчувствовался и даже плакал, говорил, что плохая обстановка в политбюро, что он не может убедить руководство в необходимости перемен, все разговоры как горох об стенку. Мне его было жаль…
Дела в сельском хозяйстве шли все хуже и хуже, хотя на телевидении и в печати утверждали обратное. Вот записи из дневника секретаря Пензенского обкома Георга Мясникова:
«30 июня 1969 года. Опять перераспределяем обязанности: мне дали заготовки мяса, молока, сахара и спирт… Ездил по овощным магазинам. Овощей нет никаких. Сразу выехал в Терновский совхоз. Дожди выбивают из колеи, овощи гибнут в поле, а ничего этой стихи не противопоставляется… Звонил в ЦК. Жаловался по капусте на Азербайджан. Обещали помочь…
