Но вернемся к нашему повествованию. Первым начальником лаборатории был профессор Казаков. Его в 1938 году расстреляли, поскольку он дружил с Бухариным. Правда, ушел он со своего поста несколькими годами раньше.
Другой начальник этого заведения тоже был арестован, и доктор Могилевский, выслушивая от Алехина краткие жизнеописания и деловые характеристики своих предшественников, невольно поежился: не очень-то спокойное местечко предлагают ему возглавить, коли почти все предыдущие его коллеги по ремеслу были репрессированы. Алехин, заметив это нервное состояние Григория Моисеевича, усмехнулся:
— Не нужно тут искать каких-то закономерностей или злого умысла. Расстрелять ведь могут и за то, что в неположенном месте перешел дорогу. В этом вам предстоит убедиться. И очень скоро…
Алехину Могилевский явно понравился: профессорского звания не имел, зато был покладист и управляем.
Притом совсем не дурак в тех вопросах, которыми должна заниматься спецлаборатория. А может быть, у него и в самом деле талант особого рода. Комиссар госбезопасности считал, что наделен чутьем на такие вещи.
Когда Менжинский принял ОГТГУ, он очень заинтересовался спецкабинетом, к тому времени почти полностью свернувшим свою деятельность, и создал на его основе химическую лабораторию. И многие приписывали заслугу ее основания именно Вячеславу Рудольфовичу.
До 1937 года спецлаборатория считалась как бы филиалом при Всесоюзном институте биохимии. Но в 1937-м решили, что прикрываться фиговым листком какого-то медицинского научно-исследовательского заведения больше нечего. И лабораторию передали в ведение НКВД, под контроль первого заместителя наркома. По замыслу реформаторов с приходом Могилевского эта спецлаборатория должна была начать новую жизнь.
Кое-что о тайнах деятельности лаборатории Могилевский слышал от профессора Сергеева, который, по своей наивности не подозревая о задачах этого заведения, неоднократно консультировал ее сотрудников, пытавшихся растворять яды в пище, вине, так, чтобы не менялся цвет, запах и вкус еды и напитков. Сергеев, хорошо знавший природные свойства растительных ядов, советовал в первую очередь обратить внимание именно на них. Об этом он рассказывал и своему любознательному слушателю Григорию Могилевскому, когда привечал его у себя дома на Сретенке.
Григорий Моисеевич мысленно готовился к предстоящим экспериментам, фантазировал в поисках вариантов практических исследований. Можно попытаться попробовать действие препаратов на добровольцах — но где их найдешь? И потом, что делать, если такой энтузиаст неожиданно отдаст концы? А что, если подать идею о проведении опытов над преступниками, приговоренными к расстрелу? Ведь это же с пользой для дела и на тех, кому все равно не жить.
