— Симптом очень тревожный, — в очередной раз наполняя стаканы водкой, угрюмо констатировал Евдокимов. — Ты же сам знаешь, за работой этой лаборатории Сталин всегда следил лично. Он постоянно интересуется всем, что там происходит. Такие порядки были заведены еще при Вячеславе Рудольфовиче. Или, может, сам не знаешь, какие дела там проворачиваются?
Ежов отрицательно мотал головой и что-то бессвязно бубнил.
— А зря не интересуешься. Наивный ты мужик, Коля! Вспомни, я ведь тебе сколько раз говорил: не надо всех подряд арестовывать. Ягода так делал — и что с того вышло? Погорел! Так что с умом теперь надо действовать. С умом.
Слова Евдокимова пробивались сквозь пьяную пелену и застревали в сознании. И однажды, удачно отчитавшись Сталину за выполнение какой-то операции, Ежов не выдержал и решился — выложил вождю все, что у него накопилось против Берии. Не совсем, мол, по-партийному ведет себя Лаврентий Павлович. Собрал вокруг себя любимчиков, пользуется слухами, вносит дезорганизующую струю в деятельность наркомата, который раньше работал как часы. Перед ним, Ежовым, не отчитывается и вообще ведет как бы обособленную линию. Но главное — Лаврентий Павлович совершенно откровенно сочувствует отдельным осужденным товарищам и даже высказывает опасные мысли, будто их неправильно осудили, считает нашу беспощадную борьбу с врагами народа ошибкой.
Услышав такие слова, Сталин даже приподнялся из-за стола. Он снял очки и пристально уставился на наркома, точно проверяя, искренне ли говорит Николай Иванович.
— И этого мало, товарищ Сталин. Лаврентий Павлович даже пробует добиться освобождения некоторых из осужденных. Считает этих преступников ценными для государства людьми, — тяжело вздохнул Николай Иванович, преданно глядя на вождя.
Сталин нахмурился, взял трубку, раскурил ее, походил по кабинету, как бы обдумывая слова Ежова.
— Вы сами слышали эти сочувственные слова в адрес осужденных?
— Сам не слышал, товарищ Сталин, но мои подчиненные про такое не один раз докладывали. Он с ними по этому поводу разговаривал.
— Ну что же, понятно… — Сталин немного помолчал. — А вы знаете, что на этот участок работы, в НКВД, товарищ Берия направлен партией для укрепления органов? Руководство ему полностью доверяет. Между прочим, меня уже информировали о его сочувствиях некоторым осужденным преступникам и попытках добиться освобождения отдельных из них под предлогом так называемой ценности для нашего государства. Слышал об этом. И даже сам говорил по этому поводу с товарищем Берией. Он ответил, что считает все эти высказывания в его адрес грубой клеветой. А как вы считаете, товарищ Ежов?
