Литературная Газета, 6400 (№ 02-03/2013) | страница 59



А был ещё Советский Союз, в котором было унизительно, в котором шла вечная борьба за копейку эту несчастную, чтобы пожрать. Не поесть, не покушать, а именно - пожрать, похавать! Почему такие слова? Потому что мы с тобой не ели и не кушали, когда были студентами.

А мы стали вспоминать то время не за то, что нас тогда учили любить свою родину, а за то, что нас тогда боялись. Мы стали вдруг гордиться страной, которую боялись. Не на пустом месте возник этот тренд, понимаешь? Это - тоска по империи. Когда, пусть, тебе лично плохо, но зато страна большая, мощная, космическая[?] Это - неумение жить сегодняшним днём, быть счастливым, это стремление строить какое-то будущее. Каждому поколению в его сегодняшний день почему-то плохо. Люди порой не понимают, что жизнь каждого из них настолько коротка, что можно её сравнить с продолжительностью жизни какой-нибудь бабочки. Как же сделать, чтобы страна беспокоилась не только за будущее, но вместе с тем стала страной сегодняшних забот сегодняшних людей? Но ни одно поколение так не прожило. Поэтому я помню о существовании огромного количества порядочных людей в то время. Об истории Великой Отечественной войны, которой можно гордиться. Проходишь мимо иного памятника и думаешь: какой потрясающий маршал! Какая личность! Какую войну выиграли! И потом понимаешь, как этот самый маршал гнал на смерть десятки тысяч солдат, чтобы взять какой-то городок к дате[?] И тем не менее ты знаешь, что он - лучший маршал в истории той страшной войны. Вот такая у нас сугубо личностная история. Вся из парадоксов. Много чего можно в ней любить, и масса того, что можно ненавидеть. Вся наша история вызывает всякие чувства и по крайней мере не оставляет гражданина равнодушным. Поэтому у нас так любят Шекспира. Шутка.

- И в заключение опять о Станиславском. Насколько, с твоей точки зрения, актуально его учение сейчас?

- Надо честно признаться, что перечитывание его книг: "Работа актёра над собой" и "Моя жизнь в искусстве" - занятие не очень весёлое. Или, мягче скажем, незанимательное. Но иногда молния пробивает от страницы вверх, а не как обычно, - сверху вниз, потому что тебя внезапно посещает мысль: здесь то, к чему ты обычно приходишь через ошибки путём десятилетнего опыта. Ты понимаешь, что не мешало бы вернуться к этому "чтиву", прочитанному последний раз лет двадцать назад, и не изобретать велосипед. Особенно это важно для "практикующего" актёра, который относится к своему делу, как к некой лаборатории, а к себе, как к некоему инструменту. Тогда она успешна и полезна для артиста в практическом смысле. Система приучает иногда к очень важным, а иногда и очень страшным вещам. Она предназначена тем людям, которые не говорят себе, что они уже всё поняли в этой профессии и всё уже умеют. Система предназначена тем людям, которые терзают себя всю жизнь. И чем дольше они работают, тем больше им кажется, что они ничего не понимают в актёрской профессии. Да, есть практические навыки, уходит страх, а уверенности не добавляется. Она для людей, истязающих себя. Она живая, потому что предназначена для "живых" артистов. "Живой" артист делает эту систему животворящей. Под "живым" артистом я подразумеваю не перестающего удивляться окружающему миру, не очень уверенного в себе и часто мучающегося от внутренней борьбы с самим собой человека. Как правило, ему нужны ответы, ему нужны подтверждения.