— А если не приду? — Валерка задал этот вопрос, прекрасно зная ответ.
Бизон усмехнулся.
— Тогда мы сами за тобой придем, но разговор будет совсем другой. Бить будем больно, но аккуратно. А потом в петуха превратим. Утром, на подъеме, покукарекаешь. Пойми, козел, не шутят с тобой!
От этих последних слов у Валерки внутри аж похолодело. Да, Саня Бизон не шутил. Он до армии с блатными водился — сам рассказывал. Не сидел, правда, хоть и было за что. А Русаков еще по детдому знал, что сила и солому ломит. Если б Бизон и один полез, то, конечно, отметелил бы Валерку. Правда, так просто это у него бы не вышло, пару фингалов на морду он бы заработал. Но Бизон один не придет. С ним пять-шесть, а то и десяток корешков будут. Валерке и пары раз кулаками махнуть не дадут. Повиснут на руках и ногах, а потом будут просто и безнаказанно бить. Никто из остальных, кто сейчас в роте находится, не пикнет. Может, кому-то и не понравится то, что с Валеркой будут делать, но ни один не вступится.
То, что Бизон пообещал после мордобоя, было хуже и страшнее во сто, даже в двести крат. После этого точно — хоть в петлю, хоть в Чечню — здесь уже не жить. В суд не подашь — свидетелей не найдется, а клеймо останется намертво.
Но и альтернатива, выражаясь по-научному, Русакову представлялась не лучшей. Ладно, хрен с ними, мог бы Валерка и покаяние по бумажке прочесть, и на коленях по полу проползти с ремнем в зубах… Но ведь эти гады его пороть собрались! Это почти такой же позор, как быть оттраханным! Раба, блин, нашли, негра!
А что делать? Чем защититься? Бежать к дежурному по части, жаловаться? Был бы свой ротный, он бы, может, и понял. Но сегодня по части дежурит тот, соседский, который и настропалил Бизона с его корешками на «воспитательную работу» с Русаковым. Он просто пошлет Валерку на три буквы: «Не морочьте голову, товарищ солдат! Идите и несите службу! Кто вам вообще позволил отлучаться из роты?» Или что-то в этом роде. А Бизон за это «стукачество» еще что-нибудь придумает. К своему ротному — в городок бежать? Ну, приведешь его, может быть, в роту, а тут тишь да гладь да Божья благодать. Не заставишь же его тут всю ночь сидеть, караулить Валерку? И даже если эту ночь прокараулит, то что дальше?
Вот от всего этого безнадежества и напала на Валерку злая и беспощадная тоска. Кажется, он уже начал смиряться с тем самым, предложенным Бизоном добровольным позорищем. Все-таки из двух зол при желании можно выбрать меньшее. Наверно, он все-таки согласился бы на унизительную процедуру «покаяния», если б не вмешался, как зачастую бывает, его величество случай.
