— И по каким судам?
— Главным образом по «Петропавловску». Стоял тут у нас такой месяц назад.
Конечно, краска «КО», может быть, и не связана с запиской Гаевой. И все-таки, кажется, Болышева он встретил кстати. Что же, надо проверить незаметно. Обогнув бочку, Тауров сделал вид, что отворачивается от ветра.
— Понятно, «КО», по-моему, бортовая?
— Краска используется для работ, связанных с предохранением металла от коррозии. На «Петропавловске» ее брали для ремонта питьевых танков. В форпике.
— А что именно покрывают этой краской в питьевых танках? Внутреннюю поверхность?
— Конечно. У краски специальное назначение, поэтому она и дефицит.
— Любопытно. Значит, я отстал. Мне казалось, внутреннюю поверхность танков покрывают цементным раствором.
— Насчет того, что отстали, — это точно. Раньше действительно внутренность танков покрывали цементным молочком. Но как появилась «КО», стали переходить на нее. Цементное покрытие изнашивается, его надо обновлять каждый год. Ну а, скажем, «КО-сорок два» — после нее в танки можно лет семь-восемь не заглядывать.
Перешагнув швартов, Болышев остановился. Прямо над ними возвышался борт с надписью: «Кондопога». История с краской «КО» любопытна, подумал Тауров. Все эти обстоятельства можно использовать прямо сейчас, при разговоре с Горбуновым. Ведь в любом случае бригадир не должен догадываться, что именно он, Тауров, пытается у него выяснить. Да, сам того не подозревая, Болышев сейчас ему помогает.
— Вадим Алексеевич, просьба — отмените-ка пока разговор с Горбуновым.
— Отменить?
— Да. Насчет краски для вас я выясню, вас же хочу попросить сейчас о помощи, не откажите.
Болышев с сожалением посмотрел на «Кондопогу».
— Ну пожалуйста. Но… в чем именно я могу вам помочь?
— Скажите, сколько бочек «КО» брал у вас Горбунов? Для окраски танков на «Петропавловске»?
— Восемь.
— И до сих пор не отчитался?
— Ну да. Я ведь уже месяц копии ведомостей с него пытаюсь получить. Не дает, хоть тресни. Он тут на договоре, «вечный ремонтник». Такие, если захотят, могут тянуть до бесконечности, прижать его трудно. Ну а мне, сами посудите, что делать?
— Ничего, попробуем его прижать. Вот что, Вадим Алексеевич, вы не могли бы чисто теоретически предположить, почему Горбунов тянет с этим делом?
— Почему? — Болышев явно колебался. — Вячеслав Петрович, вот уж не знаю. Обычная халатность, наверное. Что тут может быть еще? — Кажется, именно потому, что Тауров молчал, инженер наконец отбросил колебания. — Вы думаете… То есть, вы не исключаете, что этих документов у него вообще нет?
