II
Вскоре после смерти Сталина, в эпоху так называемой «оттепели», Илья Эренбург сказал одному моему знакомому: «У Константина Михайловича слабые сфинкторы: он всегда одну секунду недодерживает». На языке медиков сфинкторами называются мускульные механизмы, запирающие выход прямой кишки и мочевого пузыря. Имея в виду историю с Бершадским в 1953 году, Эренбург хотел сказать, что Симонов, может быть, и желал сохранить порядочность, но не сумел, не смог удержаться от антисемитских фельетонов. А ведь всего месяц — два оставалось ждать до смерти Сталина, до окончания «дела врачей». Но вот сфинкторы подвели...
Думаю, что Эренбург, который сам достаточно преданно служил Сталину, был несправедлив. Для того, чтобы удержаться на уровне порядочности, человек должен, очевидно, предпринимать какие-то усилия, попытки. Между тем, Константин Симонов с юности поставил себе совсем иные жизненные задачи. Я знал его мать, пожилую даму из дворян, которая любила рассказывать про то, как она воспитывалась в Смольном институте благородных девиц; знал и его отчима — отставного генерала, который в Первую мировую войну служил в чине полковника русской армии. Отчим усыновил Константина, когда тому шел четвертый год. Старики были (в дореволюционном смысле этого выражения) порядочными людьми, то есть исповедывали те немудренные добродетели, без которых, как они полагали, жить нельзя. Нарушителя отлучали от дома, ему не подавали руки. Предательство в той системе ценностей почиталось делом наиболее преступным и позорным. Симонов-сын в начале 30-х годов отверг «буржуазные взгляды» родителей. Он покинул дом в эпоху коллективизации и индустриализации и несколько лет прожил в заводских и студенческих общежитиях. В роковом для многих миллионов людей 1937 году Константин Симонов был замечен самим Сталиным, обласкан и с тех пор при всех сменах власти оставался любимцем'Кремля.
На тысячах страниц своей весьма многословной прозы и сотнях страниц опубликованных дневников Симонов ни слова не говорит о своих первых шагах по коридорам власти. И это, думается мне, не из скромности. Для того, чтобы в 1937 году войти в доверие к Сталину и в 1938-м возглавить «Литературную газету», надо было совершить какие-то действия. Мы не знаем, что это за действия, чем именно Симонов вызвал доверие вождя. Но известно, что каждый поднимаемый на щит официальный писатель 30-х годов чем-то платил за это. Фадеев подписывал «характеристики» на тех, кого бросали в тюрьмы, Илья Ильф и Евгений Петров сочиняли заказные пасквили на русскую интеллигенцию, Илья Эренбург, живя большую часть времени за границей, совращал интеллектуалов
