Кожаные башмаки | страница 14
Женщины и ребята постарше поспешили каждый на свою работу. Остались у конного двора лишь те, кого до войны звали мелюзгой, а теперь величали помощничками.
Глава шестая. Золотой табун
Почему же сидят у забора, у конного двора помощнички, работнички? Потому что устали они сегодня. Всё утро навоз собирали.
— Миргасим, знаешь, кто больше всех притащил?
— Знаю: Темирша!
— Как ты угадал?
— Угадать нетрудно: от него за версту разит.
— А-а, с-сам т-ты хоть од-дно в-вед-дро п-прин-нёс? — рассердился Темирша.
И только теперь опомнился Миргасим. Солнце уже на западную половину неба перевалило. Тени, что в полдень, словно спасаясь от палящих лучей, свернулись, теперь снова вышли из-под навесов, из-под крыш легли на стены, заструились под ногами, побежали по дороге.
— Пойду домой за ведром, — сказал Миргасим, — утром другая работа у меня была. Ну ничего, до ночи успею…
— И м-мы с т-тобой, — сказал Темирша, — м-мы т-тебе п-поможем.
— Айда, поскакали! — подхватил рыжий Абдул-Гани. — Кто меня обгонит? Я Батыр!
— Почему ты?
— Он гнедой, и я гнедой! — Поднял голову, заржал, и весь табун помчался за Батыром, вдавливая пятки в придорожную пыль.
Пыль была горячая, мягкая и белая, как пшеничная мука.
Фаим трусил лёгкой, подпрыгивающей рысцой, Фарагат весело скакал. Миргасим взбрыкивал ногами и тонким голосом кричал:
— И-и-и!.. — Он был ещё стригунок-жеребёнок и не мог никак сказать по-взрослому «И-го-го!».
Только Темирша, который сегодня поработал на совесть, плёлся усталой, заплетающейся походкой.
— Эй, почему копытами не стучишь, галопом не скачешь, рысью не бежишь?
— Н-ноги, у м-меня слиш-шком длин-ные, н-не слуш-шаются…
— Ладно, иди шагом, ты будешь старая лошадь, а я твой сынок. И-и-и-и! Почему не отвечаешь? Отвечай жеребёнку, отвечай! Да поласковее…
Темирша мотнул головой, оттопырил нижнюю губу, лягнул Миргасима, но шагу не прибавил.
— Мы золотой табун, мы батыровой породы, смеёшься ты, что ли? Беги рысью, тебе говорят!
— Т-таб-бун, т-таб-бун… А т-таб-бунщик кто? Я! Захочу в-верхом сяд-ду, з-зах-хочу п-плет-тью огрею. От-твяжись!
Вот прискакал золотой табун на околицу, к Миргасимовой избе. Ведро с верёвочной дужкой всё ещё стояло на пороге.
— В-влет-тит теб-бе, — заметил табунщик, — б-бери в-вед-ро, и б-беж-жим в степь навоз собирать. Н-но, поех-хали-и, пока дома тебя не увидели.
— Дома-то, может, и нет никого, — сказал Миргасим.
Он вскарабкался на завалинку, заглянул в окно.
Дома и правда никого не было. На столе лежал ломоть хлеба, несколько варёных картофелин, яйцо и стояла чашка с кислым молоком — катыком.