Кабатчик, судя по морде лица, расслабился незамедлительно. А я — наоборот.
Дальше события развивались быстро. Как юные балерины на генеральной репетиции «Лебединого озера», клетчатые почти синхронно отвели ладони от рукояток своих пистолетов. Один из них неторопливо взялся за козырек своей кожаной кепочки, вроде как салютуя, и резким броском отправил ее в лицо усачу-полицейскому. Одновременно в руке второго появился нож, и он без замаха воткнул его в объемистый живот стража порядка. Третий из клетчатых, отшагнув назад и прикрываясь спинами своих приятелей, уже рвал пистолет из кобуры. Моя рука самостоятельно выхватила из кармана небольшую гирьку на кожаном ремешке, шаг вперед — и самодельный кистень ударил стрелка над ухом. Усач, проткнутый ножом, не только не падал, но и сделал лучшее из того, что мог в этой ситуации. Он схватил обеими руками запястья ножевика так, что тот аж скривился, и ударом головы отправил своего противника в нокаут. Кольт свой служебный, правда, уронил. Интересно, он злодея повыше, удар был в переносицу, и голову пришлось сильно наклонять. Видимо, рана в пузе была серьезной, и от резкого движения полицейского повело, но именно это спасло его от пули, выпущенной тем из громил, кто так легко разбрасывался кепочками. Ловкий парень! Зато от моего кистеня его купол прикрывала лишь блестящая загорелая кожа головы. Плоховато прикрыла… Четвертый из парней, стоявший позади всех, был самым умным. Как только раздался выстрел, или еще раньше, этот боец рыбкой сиганул в окно, где, на его счастье, не было решеток. А ставни были открыты — не ночь. Только брызги стеклянные полетели!
Молодой полицейский проявил себя, пожалуй, хуже всех. Сначала он дернулся поддержать своего заваливающегося напарника, потом выхватил служебный кольт и стал поочередно наводить его то на того молодца, который упал от моего первого удара, то на того, который свалился от удара головой его более опытного товарища, то на третьего, грохнувшегося на пол от последнего удара моего кистеня. Наконец, давя сапогами осколки стекла, молодой бросился к окну, куда сиганул четвертый злодей, высунулся по пояс, что, конечно, было верхом беспечности, засвистел в свой любимый свисток, вылез обратно и направил пистолет на меня, прокричав:
— Руки в гору, кистень на пол!
Так я и поступил, конечно, только сначала кистень бросил, а потом руки поднял. И сказал при этом очень миролюбиво:
— Вызывай своих, может, поймаете. — А затем, повернувшись к обалдевающему кабатчику: — В госпиталь звони!
