.
Тех, кто выживал после дальнего перехода, направляли на учебу в военные школы-кантоны, и многие дети, не выдержав жестоких наказаний и угроз, крестились, что сразу улучшало их положение; юные неофиты получали денежное вознаграждение и расположение начальства. Чтобы навсегда стереть у мальчиков память о родителях, национальных корнях, им при крещении давали новые имена, и в полку появлялись Алексеевы, Васильевы, Ивановы. В конце XIX в. в литературных журналах публиковались рассказы В. Н. Никитина о евреях-кантонистах; Виктора Никитича еще ребенком взяли в армию, крестили; отслужив положенный срок, он сделал карьеру на гражданской службе и при этом активно сотрудничал в еврейских русскоязычных изданиях; его очерки и рассказы описывали горькую судьбу еврея-кантониста.
Обратимся к мемуарам В. А. Гиляровского; в автобиографическом очерке «В полку» автор представил читателям, своего наставника по службе капитана Ивана Ивановича Ярилова: «Стройный, подтянутый, с нафабренными черными усами и наголо остриженной седой головой, он держался прямо, как деревянный солдатик, и был всегда одинаково неутомимым, несмотря на свои полсотни лет…
Капитан в минуты откровения рассказывал молодым офицерам о прошлом:
— Да вы, господа юнкера, думаете, что я Иван Иванович Ярилов? Да?
— Так точно.
— Так, да не точно. Я, братцы, и сам не знаю, кто я такой есть. Не знаю ни роду, ни племени… Меня в мешке из Волынской губернии принесли в учебный полк. Ездили воинские команды по деревням с фургонами и ловили по задворкам еврейских ребятишек, благо их много. Схватят в мешок и в фургон. Многие помирали дорогой, а которые не помрут, приведут в казарму, окрестят, и вся недолга. Вот и кантонист».
Но не все евреи, призванные на военную службу, становились выкрестами. Многие, более стойкие, помнившие наказы родителей, не забывали заповедей Торы, отказывались от обещанного вознаграждения, переносили все тяготы военной службы, сохраняя приверженность к национальной традиции. В армию также брали взрослых, уже сформировавшихся физически и духовно людей.
В середине XIX в. в губерниях, отдаленных от черты оседлости, появились солдаты-евреи; подтянутые, вымуштрованные, грамотные — именно они закладывали основы еврейских общин в центре России; солдат привлекали к различным работам: в Москве они служили в пожарных командах, работали санитарами в госпиталях, и всеми правдами и неправдами их навещали жены и матери. Интересно, что именно женщины, прибывшие из Могилева, впервые заявили о необходимости синагоги в городе. В Московском историческом архиве сохранилось прошение на имя московского генерал-губернатора князя Алексея Григорьевича Щербатова от солдатских жен Ели Мушниковой, Хаи Лемуси и Голды Кац от 16 марта 1845 г. Три солдатки приехали в незнакомую для них Москву навестить мужей, которые работали санитарами в госпитале, и увидели, что их родные не соблюдают кашрут, в помещении снимают головной убор и, главное, забыли о молитве. Женщины обратились к генерал-губернатору Москвы с прошением: «Ваше Сиятельство, не оставьте без милостивого воззрения просьбы нашей. Ваше Сиятельство, повелите по Высочайше представленной Вам власти сделать распоряжение об утверждении нам еврейского законного раввина, известного как нам, равно мужьям нашим и прочим единоверующим нашим, ибо мужья наши по службе нижними чинами не могут сами от себя утруждать просьбой особу Вашего Сиятельства, мы уже совершенно вышли из терпения при несоблюдении обряда своего без раввина, посему и осмеливаемся подвергнуть к стопам Вашим.
