– В Красных скалах какое-то беспокойство… Что-то там происходит, надо торопиться… – едва слышно произнес Истлейв за очередным поворотом. – Наверное, конунг начал действовать, и местные дварфы что-то ощутили. Они за землекопов переживают, знают, что им грозит…
– Далеко еще? – спросил сотник.
– Через десять шагов начнется лестница… Потом будет поворот коридора, за поворотом перед выходом стоит сеть, я скажу наговор, после этого можно будет обнажать мечи, и – вперед… Там сразу попадем в подземные дома… Перед выходом будет общий очаг…
– У вас очаг общий?
– Под землей и в Красных скалах проблемы с дровами, – объяснил Истлейв, – а топить очаг углем нельзя, еда плохо пахнет, и дети не хотят ее есть. Дрова приходится возить из леса, принадлежащего Дому Синего Ворона. За дрова с нас дорого дерут. Каждую осень за зимний запас берут десять кольчуг. А одна кольчуга стоит десять верховых лошадей. Чтобы экономить, очагом пользуемся общим…
Большака насчитал всего семь шагов до лестницы. Наверное, даже делая большие шаги, дварф все равно не мог правильно соотнести свои шаги с человеческими. Или соотносил их с шагами обычного человека. А сотник Большака был значительно крупнее обычного человека и шагал всегда широко.
Лестница была короткой, может быть, излишне крутоватой, что слегка сбивало дыхание воям в тяжелых доспехах, но за ней, в самом верху, виделся красный свет, идущий от очага. Блики огня играли на запеченных песочных стенах и отражались в кристаллах. Уже и видимость какая-то появилась, следовательно, исчезла опасность споткнуться, упасть и загреметь доспехами так, что это услышат в помещениях. Близость огня означала близость живых существ, людей или нелюдей, это было все равно, но хотелось надеяться, что там можно будет наконец-то выпрямиться полностью и расправить плечи – пусть и расправлять плечи придется для нанесения удара. Лишь бы быстрее. Руянские вои предпочитали уставать от рубки, чем от хождения в полусогнутом состоянии. Но с приближением к жилым помещениям идти следовало все равно осторожнее и при каждом шаге сначала пробовать, куда ступаешь, чтобы не издать какой-то звук, и придерживать на себе оружие и доспех, чтобы ничто не звякнуло. А еще через несколько шагов послышалась отдаленная человеческая речь. Разговаривали явно на каком-то из норвежских восходных наречий, которые Большака понимал плохо, но отдельные слова он все же разобрал, хотя смысл разговора и не понял.
