— У него такой замечательный дом! Мечта, а не дом!
Нет, вилла комфортабельна, но не более того. И в саду поддерживается порядок. Госпожа Сатриано сама за этим следит.
— А какое интересное у него лицо!
— Пожалуй. Он похож на Людовика XVIII.
— Обаятельный, образованный!
Однако три четверти людей, которые бывают у него, он не удостаивает вообще ни единым словом.
— А Иоланда, его жена! Вы знакомы с ней? Какая артистка!
У нее есть фортепиано. Не просто фортепиано, а Бехштейн. Но она на нем не играет. Оно стоит здесь для приходящих пианистов. В таких случаях быстро организовывается небольшой концерт в тесном кругу. Во время которого Сатриано отправляется полежать у себя на кровати.
— Какая душа!
Госпожа Сатриано добрая. Она помогла некоторым людям, о существовании которых никто бы даже не догадался. Но вот когда говорят: «Какая душа!», то обычно имеют в виду не ее доброту, а ее чудачества, всякие ее уловки, обмороки, ее манеру тянуть гостей за локоть к окнам, призывая их насладиться пейзажем.
— Взгляните! В это время солнце касается только вершин Фаральони. Вы только посмотрите, ах, вы не смотрите. Наклонитесь. Этот голубой цвет, переходящий в зелень, и этот зеленый на фоне розового.
За порядком на Капри строго следят три старых мудреца. Или, скорее, следили, так как один из троих, самый известный, Аксель Мунт, умер. Осталось двое других: Эдвин Черио и Джикки Сатриано. Мунт, кажется, никогда не говорил, что он думает о своих двух коллегах, а вот они не скрывают своей враждебности по отношению к нему. «Это же гот, — говорил Черио. — Протестант. Он никогда и ни в чем не разбирался». Такое отношение к нему было обусловлено сложной гаммой чувств, вплоть до ревности, но в то же время и самым что ни на есть деликатнейшим целомудрием. Давайте представим себе трех любовников, например, ныне умершей Патти или Сары Бернар, тоже скончавшейся. И вот если двое из них достойно и безмолвно хранят свои воспоминания о знаменитости, то третий взял да и сделал из своей любовной связи книгу. Книгу, где он раскрывает, выдает и даже предает секреты своей возлюбленной, ее слабости, ее мании. Естественно, двоих его соперников это раздражает. Представьте себе, что им вдруг говорят: «А ты знаешь, господин такой-то был любовником Патти». Ну разве не обидно? А они, разве они не были ее любовниками? Давайте представим себе еще, что этот господин к тому же заработал на этой книге много денег. Давайте представим, что благодаря ему дом Патти стал своего рода местом паломничества, осаждаемым с помощью туристического агентства Кука туристами, подростками, всякими шведами с фотоаппаратами. Следует упомянуть, что Черио тоже написал несколько брошюр о Капри, а Сатриано иногда публиковал открытое письмо в газете «Темпо», чтобы выступить с протестом против тех или иных злоупотреблений, случающихся, по его мнению, на Капри. Но это же нечто совсем другое. Здесь мы видим пример ссоры между серьезными библиографами и авторами романизированных жизнеописаний. Брошюры Черио, статьи Сатриано относятся к серьезному жанру. А «Книга Сан Микеле» — не более чем плод фантазии. Даже сам успех этой книги является в глазах Черио и Сатриано доказательством ее несостоятельности.
