— Вы не любите ромашку, нет? — спросила госпожа Сатриано ласковым голосом.
— Время еще раннее, — ответил Андрасси, глядя скорее на мебель, чем на нее.
Затем, обращаясь непосредственно к Форстетнеру:
— Если я вам не нужен, я сходил бы в кино.
Подталкиваемый каким-то предчувствием, он надеялся встретить ее там, увидеть ее улыбку, ее шерстяной джемпер, увидеть ту, кого он не мог никак назвать, потому что уже слишком сильно любил ее, чтобы думать о ней просто как о дочери Рамполло. Он любил ее: она больше не могла быть чьей-то дочерью.
— В кино? — удивилась графиня.
А что? Чем эта идея хуже какой-нибудь другой?
— Я не хочу мешать тебе развлекаться, — начал Форстетнер.
Всякий раз, когда Форстетнер говорил с ним при посторонних, его голос звучал мягко и ласково. А кроме того, с некоторых пор, а точнее, как раз перед этим ужином, он стал называть его на «ты».
— И зови меня Дугласом. Глупо называть меня господином. Это смешно.
— Почему?
— На Капри…
— Я не хочу мешать тебе развлекаться, хотя идея кажется мне довольно странной.
В его маленьких серых глазках таились самые низкие подозрения.
— Странной? Я тоже так думаю, — воскликнула графиня.
Она встала, взяла Андрасси за руку повыше локтя и подвела его к одному из больших панорамных окон.
— Посмотрите на это.
Поднялась луна, и ее бледный свет заливал море, воспламеняя золотистую дорожку.
— А вы пойдете в кино! И что вы там увидите? Неужели вы надеетесь увидеть там что-то такое, что окажется лучше лунного света? Запереть себя в прокуренном зале!
Она даже вздрогнула.
— Где-нибудь в другом месте, конечно, можно. Но здесь? Это просто преступление. Разве мы имеем право похищать хотя бы одну минуту у такой красоты? — проговорила она быстро, отчего «красота» превратилась у нее в «крысу ту».
— Такое зрелище налагает на человека особые обязательства.
— Это правда, — согласился Джикки своим ровным голосом из-за газеты, которую держал широко раскрытой перед собой.
Госпожа Сатриано опять вздохнула.
Затем решительно:
— Здесь никто не ходит в кино.
Тем не менее два зала все-таки есть. Если они функционируют, значит, есть желающие.
— Вы правы, мадам! — произнес Андрасси, пряча свою горечь под восторженной интонацией.
— Милый мальчик! — похвалила она Андрасси.
Графиня снова села в свое большое синее кресло, надела очки, как у нотариуса, взяла газету.
— Надо же, — начала она. — В Турции — изменение политики. Почему? Джикки, почему Турция изменила политику?
— Читай статью, — сердито посоветовал Сатриано.
