Лариска стояла на перроне. Взрослая, мудрая, сильная — и снова была той маленькой девочкой, которую взяли за руку и сдали в детский дом.
Всю неделю, проведенную с Федором, Лариске звонили кавалеры. Она не отвечала, но каждый звонок отзывался болью — все эти отношения, которыми она так дорожила и даже гордилась, рядом с Федором казались ей чем-то мелким и не стоящим внимания.
До него всех своих мужчин она воспринимала как подарки судьбы, думая все о тех же шести миллиардах, населяющих землю, о той бесконечной веренице обычных и неинтересных людей, ежедневно равнодушно проходящих мимо нее. Каждая такая встреча — когда в первые же три секунды сердце радостным стакатто обозначало момент узнавания своего человека — была обещанием чуда, чуда познавания другой, отличной от твоей, души. И вот ей уже хотелось знать все об этом новом человеке: о чем он мечтает, как пахнет, предпочитает рвать пакет с чем-нибудь сладким к чаю или аккуратно развязывать.
Вместе с этим сердечным стакатто неизменно срабатывал в ней пусковой механизм какой-то всеобщей внеземной любви, когда хотелось сделать все не только для вот этого конкретного мужчины, но и для какого-нибудь случайно встреченного его друга, для бывшего одноклассника с таким же именем, для совершенно незнакомой тетки, приехавшей в город из деревни и просто подвернувшейся ей под руку.
Два года с каждым новым кавалером Лариска летала, порхала, ходила по
воде — все чудеса свершались с ней, вокруг нее, помимо нее; она маялась и не спала ночами, и шарахалась из стороны в сторону — от счастья любить до отчаяния быть нелюбимой — вела себя как любая влюбленная женщина. А если очередной встреченный не откликался на ее чувства, то это и не имело значения: где-то в глубине души она знала, что если какая-то встреча, наобещав чего-то, не выливается в отношения, если что-то проходит мимо, то, скорее всего, пусть и проходит, ибо ведь не знаешь никогда, во что это “чего-то” может вылиться. Иными словами, все, что ни происходит, все к лучшему. Не придется потом жалеть о впустую потраченных силах и времени.
И это все было хорошо, и замечательно, но Федор уехал, и ей вдруг показалось это закономерным. Как будто за всеми своими любовями она потеряла право любить его.
Или… Может, и правда невозможно двоим стать единым целым? Ведь в конце концов какая бы ни была близость, между людьми всегда остаются два слоя кожи…
Татьяна ничуть не удивилась, увидев Лариску, явившуюся без звонка, но с литром вина, на своем пороге.
