— Зассал, да! А фраерился, фраерился, я даже в натуре поверил, что ты настоящий мужик, а ты — интеллигентик вшивый, зассал, как что последнее братану помочь — не хочешь! Ни фига не можешь никакой взрывчатки достать — трепло!
Андрей засуетился:
— Какое трепло? Я сказал: могу, значит — могу. Это же проще пареной репы: нашел эрпэгэшку, снял взрыватель, на костре растопил толуол, а когда он станет как сгущенка — лей его в любую форму. Мы обычно используем алюминиевые банки из-под пива — осколков меньше. Взрыватель какой-нибудь — можно с часами заморочиться или мобильник использовать… да хоть петарду… Мы так снаряды старые взрываем — мины старые в кучу стащим и рванем разом, чтобы никто не напоролся, — почти оправдывался он.
— Нужны осколки, — стукнул по столу кулаком Колян, — на хрен мне хлопок? Мне нужно чтобы кровища была, чтобы эта падла знала, на кого замахнулся!
— Можно и с осколками… — уже сам не понимая, что он несет, говорил
Андрей. — Только, это… За спасибо я не буду с этим связываться, — спохватился он: лишние деньги никогда не помешают.
Договорились о цене.
— Заметано! А ты — свой пацан, братан! — и они долго обнимались.
Андрей снова сидел с Федором, который, как оказалось, бегал за водкой.
— Это случится, случится! — митинговал Федор. — Я чувствую, что это случится, что никуда от этого не деться…
Андрей, взбудораженный Коляном, завтрашней поездкой с Димкой и Петром копать, мировыми новостями, понимал его слова однозначно: война начнется, и никуда уже от этого не спрятаться. И ощущал себя взрослым и сильным.
Почувствовал себя взрослым, сильным и способным любить. И тут же вспомнил про Татьяну, снова показавшуюся ему милой. Хотелось чего-то настоящего: поступков, людей, отношений. Любви.
Он звонил ей, пытался сказать ей что-то хорошее, как-то объяснить ей свое отсутствие заплетающимся языком, признаться в любви.
— Пойми меня! — кричал он в трубку. — Ты думаешь, я маленький мальчик? А может быть, я юный герой Вселенной? Если завтра случится война, кто придет спасать тебя? Только юные герои Вселенной пойдут в леса, откопают стволы и спасут весь мир. Не надо меня воспитывать, не надо ничего из меня делать! Я — не заготовка, я — человек, я уже есть. Неужели нет во мне ничего хорошего, ничего стоящего, ничего настоящего?!
Сказать о любви не получилось, и Андрей, не думая обижать ее, а просто решив позвонить ей после приезда, отключил телефон.
Потом Федор показывал ему свои старые картины.
