Но и уйти, точнее, прогнать его, разорвать мучительную связь, не могла. По ночам ей снился один и тот же сон: она идет по центру города, кругом люди, а у нее — глянь! — обуви-то на ногах нет — босая! И все смотрят, и показывают пальцем, и так это унизительно, так позорно… Так жалко она каждый раз во сне опускала глаза, сжималась в комок, что, просыпаясь, изо всех сил хваталась за спящего рядом мужчину, плакала и обещала все простить ему. Михайлову в такие минуты становилось противно и досадно. И неловко за нее. Спать в обнимку он не любил и не мог, и потому раздражался.
Танечка всегда знала, что однажды он уйдет к другой. К какой-то другой — красивой, сильной, уверенной в себе женщине. “К стерве, — успокаивала она сама себя, — все мужики любят стерв. А таких, как я — милых, добрых, заботливых, — просто используют”. И заранее смотрела на Михайлова с ненавистью. И он ушел. Хотя совсем по другой причине.
Танечка жила с ним как бы авансом, ради “светлого будущего”, видя в нем не того, кто он есть, а того, кем он может стать. И чтобы скорее это великолепное превращение осуществилось, она всячески воспитывала и переделывала его. Каждый день она уговаривала себя, убеждала, что нужно всего лишь немного подождать, немного потерпеть и так тщательно взращиваемые в нем достоинства, наконец, дадут свои плоды, а старательно искореняемые недостатки завянут. И когда вот-вот и уже должна была свершиться эта волшебная перемена, как Михайлов ушел к другой женщине с массой недостатков и полным отсутствием каких-либо достоинств. Но ведь есть достоинства, которые не сразу заметишь, — эта женщина всего лишь приняла Михайлова таким, какой он есть сейчас, на данный момент, а не таким, каким он мог бы стать. По крайней мере, Михайлову так показалось. Ведь все мы в общем-то хотим, чтобы нас любили сейчас и таких, какие мы есть.
“Как же это было давно, давно! — думала Танечка, играя на работе в тетрис. — Как хорошо, что все давно позади, и с Андреем все будет не так, совсем не так”. И она по полной программе предавалась счастливым фантазиям с миллионами алых роз и белыми лимузинами. А днем, когда она в обеденный перерыв радостно выпорхнула из офиса, чтобы купить в магазине пирожков, ее перехватила в полете рука с до боли знакомыми часами на запястье.
— Помнишь, я боялась, что он меня бросит? — тем же вечером Татьяна, прикупив бутылку водки и упаковку сока, примчалась к Лариске. — Я так боялась, что он меня бросит и мне будет больно. Но, когда мы расстались, я поняла, что больно мне было, когда он был рядом. Пять лет мне было больно каждый день — представляешь?
