При этих словах домовик захлюпал носом, а из глаз его выкатились такие огромные слезищи, что даже Шиша перестал сердиться. Вы можете сердиться на тех, кто хлюпает носом? Лично я не могу, мне их жалко. Вот и Шише стало жалко домовика. К тому же, он только что постирался, и был слишком чистый, чтобы по-настоящему сердиться.
— Эй, как тебя зовут? — спросил Шиша.
— Никто меня никуда не зове-ет! — всхлипнул домовик.
— Перестань реветь, — проворчал Шиша. — И скажи, как тебя раньше звали, когда куда-нибудь звали?
— Еремкой, — вздохнул домовик. — Еремка, — говорили, — поедем с нами в новый дом. Я и ехал, а как же. Без меня-то какое хозяйство? Одна бесхозяйственность. А теперь дети ученые стали, в сказки не веря-ат…
Домовик снова собрался разреветься, но Шиша пригрозил ему кулаком, и Еремка замолк, хлюпая носом.
— Бедненький, — сказала Леля. — Может, к нам его взять?
— Негоже в одном доме двум хозяевам быть, — проворчал Шиша. — Порядка не будет.
— Не будет, — согласился домовик.
— Но тебе же надо где-то жить, — сказала Леля. — Нельзя все время жить неизвестно где. Так можно со скуки помереть.
— Или начать носки воровать, — заметил Шиша. — Верно?
— Верно, — вздохнул Еремка. — Когда живешь неизвестно где, все дни ужасно одинаковые кажутся. Неизвестно какие. Вот я и придумал каждый раз новую шляпу носить, чтобы дни хоть как-нибудь отличались.
— Но это же не шляпы, — заметила Леля, — это мои носки.
— Кому и носок — шляпа, — резонно возразил Еремка. — Домовикам-то портные одежу не шьют!
В этом он совершенно прав, между прочим. Вы, наверное, сто раз видели вывески "Одежда для мальчиков" или "Одежда для девочек", а еще "Одежда для спорта". Но я ручаюсь, вы не встречали вывески "Одежда для домовиков". Я, во всяком случае, нигде такой вывески не видел.
— А где ты раньше жил, Еремка? — спросила Леля.
Домовик обстоятельно высморкался в свою шляпу, (то есть, в Лелин зеленый носок), и ответил:
— Туточки недалечко домик стоял. Сначала в нем старички жили, да мы с дедушкой, а потом и внучек старичков приехал. А когда он вырос, то старички уехали в деревню, и мой дедушка с ними, а мне наказал за внучком приглядывать. А потом, — при этих словах Еремка снова всхлипнул, — домик мой сломали. И баньку, и амбарчик, и даже будку собачью. Внучок-то в новый дом перебрался, а меня не позва-а-ал!
От горестных воспоминаний домовик Еремка снова заревел. Мне его жалко, конечно, но я не люблю, когда ревут. Надеюсь, что и вы не любите. Уж не знаю, кому это может понравиться. Леле с Шишей, во всяком случае, не понравилось.
