– Это для самой дорогой тебе вещи, – сказал Мазей с бархатным, приятным для слуха произношением греческих слов.
Шкатулка не могла не понравиться, и Александр с удовольствием осмотрел её и приоткрыл. Она оказалась пустой.
– И что же мне положить в неё? – обратился он к своему окружению, вскинул правую бровь, ожидая совета от военачальников и философов.
– Царскую диадему, – уверенно сказал Антиген Одноглазый.
Птолемей и Селевк кивнули, без слов выражая согласие с этим предложением. Желая услышать и другие мнения, Александр перевёл взор на философов.
– Диадему, – с лёгким сердцем, не задумываясь, сказал Анаксарх.
– Положи то, чем ты дорожишь сейчас больше всего прочего, – уклончиво заметил Каллисфен.
Александр пальцами тронул внутренность шкатулки, рассеянно, на ощупь оценивая тонкость работы, наконец промолвил вполголоса:
– Слишком мала для моей славы. – И громко продолжил: – Но вполне подходит для Гомера. – Затем протянул шкатулку рабу. – Положишь в неё списки моей личной Иллиады! Она воспитывает героев, а моя слава без героев не расправила бы крыльев!
Разгорячённые винами и его словами эллины и македоняне поднялись с мест, ответствовали ему возгласами здравниц царю.
– Веди нас! – раздавались требования в кружках молодёжи. – С кем хочешь, с теми и будем сражаться! Только скажи!
Он гордо распрямился, блестящими глазами осмотрел волнуемую его волей толпу.
Раб с поклоном взял с сидения трона шкатулку, отступил за придворных, унося подарок знати персов в личные покои царя. Успокаиваясь, Александр опустился на трон. Он безмолвно наблюдал, как успокаивались и возвращались на свои места участники пира.
Присутствие в этом зале персов влияло на общее настроение. Лесть вельмож Дария, их нескрываемое желание угадать любой каприз Александра, подобострастно угодить ему ради собственных целей, заставляли многих греков и македонян склоняться чуть ниже, когда они обращались к царю, высказываться сдержаннее и осмотрительнее. Не все соглашались с такими уступками нравам завоёванных персов, у значительной части они вызывали копящееся недовольство или раздражение.
По-стариковски всхлипывая от пережитого волнения, к трону подступил Демарет, бывший военачальник и друг отца Александра, царя Филиппа.
– Какой радости лишились греки, – дрожащим голосом вымолвил он и утёр слезу на щеке, – кто не увидел Александра на троне Дария.
– Учись наивной лести, – тихо заметил Анаксарх Селевку.
Селевк чуть заметно кивнул в знак согласия и тоже тихо ответил:
