Солдат добродушно засмеялся.
— Это мой сынок, Бобби, — продолжала настаивать женщина. — Он пошел сражаться с шотландцами. Это он. Пожалуйста, отдайте его мне, сэр. У меня больше никого не осталось. Муж умер, и кто позаботится обо мне, если вы и Бобби заберете?
Солдат, обладавший среди своих кое-какой властью, крикнул тем, кто нес носилки:
— Стойте! Ты уверена, что это твой парень, мать? Посмотри-ка на него хорошенько. Мы нашли его среди шотландцев, раненных и умирающих.
— Это мой сынок, Бобби! — снова воскликнула старушка.
Подошел капитан выяснить, почему шеренга пленников остановилась. Он выслушал просьбу старушки и взглянул на лежавшего на носилках человека. Как, черт возьми, можно отличить английского жителя границы от шотландского? Сам он был родом из центральных графств, и все эти северяне выглядели для него одинаково. У человека без сознания не было никаких отличительных вещей — ни пледа, ни эмблемы, ни кольца, попробуй пойми, где тут правда. И кто бы он ни был, уж точно никакой ценности не представлял, да еще и с открытой раной на голове, из которой до сих пор сочилась кровь. Если он и выживет, то вряд ли принесет много денег в сундуки короля, и еще меньше, если его продать на галеры. Собственно, дороже будет поддерживать в нем жизнь, пока дело не прояснится.
— Вы уверены, что это в самом деле ваш сын? — резко спросил он старушку.
— Это мой Бобби! — настойчиво повторила она.
— Отдай его ей, — приказал капитан и взглянул на людей, что несли носилки. — Отнесите, куда она скажет, и давайте двигаться дальше, а то ночь застанет нас под открытым небом.
Ласково прикоснувшись к лицу человека без сознания, старушка сказала:
— Теперь ты дома, сынок. Твоя мама о тебе позаботится. И раны твои я вылечу. Я уж думала, что больше никогда тебя не увижу.
И пошла впереди носилок через болото по еле заметной тропке, ведущей к небольшому аккуратному домику. Там она велела занести носилки в домик и осторожно положить раненого на единственную в домике кровать, а затем попрощалась с носильщиками, наказав не сходить с тропы, а не то их поглотит трясина.
Плотно закрыв за ними дверь, она разожгла в очаге огонь, подвесила на крючок черный железный чайник и помахала руками над пламенем, чтобы вода скорее закипела. Отыскав шкатулку с мазями и притираниями, она дождалась, чтобы чайник закипел, открыла еще одну шкатулку, вытащила из нее чистую тряпицу и начала промывать рану. Хвала Пресвятой Деве, загноиться она еще не успела. Отмыв кровь, старушка с облегчением увидела, что рана совсем неглубокая. Раны на голове всегда обильно кровоточили, производя впечатление опасных. Некоторые были серьезными, но не эта. И всего лишь дюйм длиной.
