Второе лицо имело привычку говорить всем «ты». В прежние времена он умел быть вежливым, обходительным и полезным и, благодаря во многом этим качествам, быстро поднимался по ступеням партийной иерархии. Но сейчас он был на самом верху и прятать свое истинное лицо не было никакой нужды.
– Десять дней, – сухо произнес академик, набрасывая на плечи Лычева белоснежный халат. – От силы пятнадцать. Вы хотите к нему пройти?
– А ты думаешь, я ради твоих красивых глаз сюда приехал? – коротко хохотнул Лычев.
– Василич, – повернулся он к своему спутнику, – подожди меня здесь.
Лычев толкнул дверь в палату и остановился у входа, давая глазам привыкнуть к полумраку.
– Посидите пока в предбаннике, – попросил академик дежурного врача и повернулся к медсестре: – Вас это также касается.
Когда они остались вдвоем, Лычев подошел к кровати и склонился над больным. Какое-то время он молча вглядывался в лицо своего бывшего соратника, затем резко отшатнулся, словно испугался, что тот сможет прочесть его мысли.
– Он в сознании? – почему-то шепотом спросил Лычев.
– Нет, – покачал головой академик. – Он редко приходит в себя. По правде говоря, он уже почти мертв.
– Лучше бы он был настоящим трупом, – пробасил посетитель, заметно осмелев, и принялся с интересом разглядывать многочисленные трубки и датчики, связывавшие тело больного с приборами и системами жизнеобеспечения.
– А если проявить к больному гуманность? – вдруг спросил он.
– Гуманность? Это как?
Чанов сделал вид, что не понял намек Лычева.
– Как, как… – передразнил его Лычев. – Вот так!
И продемонстрировал характерный жест, как бы отключая по одной трубке и шланги.
– И все, – вздохнул он напоследок. – И отпустили бы бедолагу. Сам же говорил, что он уже почти труп.
– Зачем вы так? – В голосе Чанова поневоле прозвучала обида. – Сами же меня потом в порошок сотрете…
– Правильно, сотру, – легко согласился Лычев. – Ладно, считай, что я пошутил. Это останется между нами, так?
– Да, врачебная тайна, – выдавил из себя улыбку академик.
– Ну вот и прекрасно!
Посетитель хлопнул его по плечу и направился к выходу.
– Значит, десять дней?
– Возможно, и пятнадцать, – осторожно заметил Чанов. – Но это максимум.
– Две недели, – коротко бросил своему спутнику Лычев, усаживаясь в правительственный лимузин. – Поедем вместе. Нужно обсудить ситуацию.
– Много, – покачал головой Чернов. – С каждым днем этот выскочка становится все сильнее. Зря мы посадили в кресло серую мышь. Надо было давать бой.
