Из дневников (Извлечения) | страница 17

Это — любимая, по сердцу работа. Прощай, минувший год!

…Так куда же, куда я хочу?

Как куда: в Москву! В нее, красную столицу, в нее, белокаменную и алую, гордую и благородную, великую страдалицу и героиню, голодную, измученную, но героическую и вечно бьющую ключами жизни — Москву!

Я хочу туда, откуда мчатся по миру самые глубокие и верные мысли, откуда разносятся по миру зовущие лозунги, где гудит набат и гулом своим будит весь пролетарский мир; я хочу туда, где в первые же минуты известны новые, великие мысли великих людей, где так много героев, мысли, энергии, чистоты и благородства, глубокой революционной преданности, великих помыслов и великих дел! Я хочу туда, где собраны все лучшие силы, где так часто можно видеть, слышать, читать великие слова, где так много лекций, докладов, рефератов, диспутов, чтений, концертов! Я хочу ехать к тем самым рабочим, которые покрыли себя неувядаемой славой в Октябрьские дни… Давно я не был с ними, давно не прикасался близко к источникам силы, бодрости и революционной энергии!

Я хочу уйти, совсем уйти от административной работы и заняться исключительно своим любимым литературным делом. Явлюсь в литературно-издат(ельский) отдел ПУРа и там постараюсь остаться. Это будет дело!..

Приехали. Раза три ходили в ПУР, раза три в Главполитпросвет — толку сразу не добились нигде. Я еще совершенно не представлял себе, как сложится дальше судьба, но больше всего верил в совместную работу с Вячеславом Павлычем Полонским[13] в отделе военной литературы при РВС Республики. Впрочем, одно время я искал возможностей работать с Ал(ександром) Константиновичем) Воронским, которому вручено теперь редактирование нового журнала «Красная новь».

Но в конце концов дело сложилось все-таки таким образом, что я отпущен Гусевым[14] к Полонскому, с оставлением на учете в ПУРе, как начпуокра[15]. Вяч(еслав) Павлыч назначил меня начальником части периодической литературы[16] и не скрыл того, что, введя в курс работ всего отдела, думает передать его мне, а сам подумывает уйти в Госиздат.

Ну что ж, я не возражаю. Работать даже и на организационной работе в литературной области — мне любо и мило. Рад я без ума, что прикоснусь теперь к литературному труду.

Втроем — Ная, Кузьма[18] и я — отправились в Дом печати на диспут о «Мистерии-буфф». Диспут прошел довольно безалаберно, но интересно, сочно и искренне. Дело в том, что сама «Мистерия-буфф» была не темой диспута, а только поводом его. Спорили не о мистерии, а по поводу мистерии. Тон и характер споров наметил еще в своем вступительном слове П. Коган