— А кто я? — удивился Мышкин. Подполковник надул толстые щеки и глаза сожмурил в приятные щелочки.
— Не стоит, Харитон. У нас дружеский разговор, не допрос. За новыми ксивами прошлое не спрячешь, уж поверь. Документы у тебя чистые, сработаны на совесть, я проверял. Хоть на экспертизу посылай. Геологоразведчик, экспедитор, охотник, бродяга — может, все итак. Может, ты вообще самый честный человек, каких я встречал за всю жизнь. Не спорю. Верю. Но ведь и я, Харитон, недаром хлеб жую, общаясь с вашим братом. У тебя, Харитон, не в документах, на лбу клеймо. Такое клеймо не сотрешь, чересчур ярко горит. Для тебя такие, как Витек, вечная ему память, на один щелчок забава. Но это раньше было, в прежние времена. Нынче по-другому обернулось. Ты в глухом схороне, а они, Витьки эти самые, правят бал. Разве я не прав?
Мышкин затушил окурок в чугунной пепельнице.
— Сложно говорите, гражданин начальник. Не пойму, куда клоните?
— К тому клоню, что смута на дворе, — подполковник ухмыльнулся. — А в смуте трудно угадать, кто кому друг, а кто враг. Подумай, Харитон.
— Вы мне что же, сговор предлагаете?
— Почему бы и нет? С Алихманом тебе в одиночку не сладить, а я, глядишь, подмогну при нужде.
— Ошибаетесь, Семен Васильевич. Мне Алихман-бек дорогу не перебегал. Он оброк положил, мы исправно платим. Весь город платит, у меня претензий нету. Он в силе, без вопросов.
— Не хочешь откровенно? Да я и не надеялся. Я мент, ты преступник. Через себя не перешагнешь. Но все же, Харитон, запомни мои слова. Не Алихман страшен, а тот, кто за ним придет.
— С вашего позволения? — Мышкин потянулся за второй сигаретой, прикурил. Лед в его глазах чуток оттаял, и это было почему-то приятно подполковнику. — Чудной вы человек, Семен Васильевич. Слышал, что чудной, теперь сам вижу. Или кого боитесь?
— Боюсь, — признался Гаркави. — Иногда, знаешь, такое мерещится… Боюсь, выйду однажды утром из дома, а людей никого не осталось. Одни волки по улицам рыщут. Или кто похуже. Ты вон, вижу, крест носишь?
Мышкин поправил ворот рубашки.
— Ношу. Как одна женщина в Сибири повесила, так и ношу, — в голосе Мышкина проявилась легкая, домашняя хрипотца: сломал преграду умница Гаркави. — Она так говорила: антихриста ждете, а он давно уже здесь, между нами ходит неузнанный. Издалека его чуяла, как и ты, Семен Васильевич.
— Что же с ней стало, с той женщиной?
— Жива-здорова, надеюсь.
— Любил ее?
Мышкин, будто опомнясь, поднес ладонь ко лбу.
