19 сентября он взял взаймы 10000 рублей у ростовщика Юрьева с обязательством возместить эту сумму с процентами к 1 февраля 1837 года.
Между 6 и 8 октября князь Иван Гагарин, возвратившись из Москвы, принес Пушкину копию «Философического письма» Петра Чаадаева, опубликованного несколькими днями ранее в «Телескопе». Пушкин уже видел черновик на французском, но он теперь тщательно перечитывал работу своего друга, от которого в юности он получил важнейшие жизненные уроки:
Наши лучшие умы страдают чем-то большим, нежели простая неосновательность. Лучшие идеи, за отсутствием связи или последовательности, замирают в нашем мозгу и превращаются в бесплодные призраки. Человеку свойственно теряться, когда он не находит способы привести себя в связь с тем, что ему предшествует, и с тем, что за ним следует. Он лишается тогда всякой твердости, всякой уверенности. Не руководимый чувством непрерывности, он видит себя заблудившимся в мире. Такие растерянные люди встречаются во всех странах; у нас же это общая черта… Иностранцы ставят нам в достоинство своего рода бесшабашную отвагу, встречаемую особенно в низших слоях народа; но, имея возможность наблюдать лишь отдельные проявления национального характера, они не в состоянии судить о целом. Они не видят, что то же самое начало, благодаря которому мы иногда бываем так отважны, делает нас всегда неспособными к углублению и настойчивости; они не видят, что этому равнодушию к житейским опасностям соответствует в нас такое же полное равнодушие к добру и злу, к истине и ко лжи…
Пушкин думал долго и много об этом отрывке.
Ночью 16 октября мощный северо-западный ветер поднял уровень Невы на шесть футов восемь дюймов. Следующим вечером послышался тревожный залп орудия: гнетущие звуки, предупреждающие петербуржцев об опасности и угрозе, не поддающейся контролю. Но вода снизилась до безопасного уровня, и жизнь возвратилась в нормальное русло.
Софи Карамзина ее сводному брату Андрею, Петербург, 18 октября, 1836 года: «Мы вернулись к нашему городскому образу жизни, возобновились наши вечера, на которых с первого же дня заняли свои привычные места Натали Пушкина и Дантес, Екатерина Гончарова рядом с Александром, Александрина — с Аркадием, к полуночи Вяземский… и все по-прежнему…»
Царь Николай также тщательно читал «Письмо», которое заставило Россию содрогнуться от патриотического накала. Вот что писал Чаадаев: «Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих… Ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины; ни одна великая истина не вышла из нашей среды… В нашей крови есть нечто, враждебное всякому истинному прогрессу. И в общем мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных поколений, которые сумеют его понять; ныне же мы, во всяком случае, составляем пробел в нравственном миропорядке».
