Открытие двух этих важнейших исторических трудов, повествующих об истории Дзэн, вместе с Шэнь-хуй юйлу (神會語綠)[146], изданными в 1930 г. профессором пекинского университета Ху Ши (胡適) с обстоятельными критическими комментариями, ощутимо проясняет ранние моменты истории дзэн в Китае. [Но] поскольку более детальное рассмотрение этого предмета не имеет непосредственного отношения к теме настоящего Введения, я оставлю его для второго выпуска моих «Очерков о дзэн-буддизме».
Об этом английском переводе
Что касается этого английского перевода сутры, после длительных колебаний я решил представить его широкому читателю со всеми присущими ему недостатками. Это достаточно дерзкая попытка со стороны переводчика — попробовать передать одни из глубочайших мыслей, рождённые на Востоке, на языке, для него неродном. Но суть её в том, что, если кем-либо не будет сделана первая попытка, пусть наивная и несовершенная, драгоценные камни [из сокровищницы Ланкаватары] могут остаться погребёнными для всех, кроме нескольких учёных, дольше, чем необходимо. А затем всё пойдёт своим чередом. Как показывает длинная история китайских переводов буддийских текстов, должно быть сделано несколько попыток, прежде чем работа обретёт определённую завершённость. На настоящий момент известно три китайских и одна тибетская версия Ланкаватары, и в сравнении с третьим переводом первые два носят явные следы несовершенства. Несложно понять те трудности, с которыми пришлось столкнуться китайским ученым в ходе работы над этими переводами. Но версия переводчика времён династии Тан, возможно, не была бы столь совершенна, не будь у него двух или трёх предшественников.
Я старался, насколько мог, сделать перевод как можно более доступным для широкого читателя. Сделай я его чересчур буквальным, он был бы куда менее понятным. Санскрит очень многозначен. [При этом в тексте] существует множество неясных периодов, которые мне не удалось перевести так, чтобы перевод полностью удовлетворил бы меня самого. Эти «тёмные места» встречаются преимущественно в Сагатхакам, поскольку стихи предполагают достаточно глубокое знание материала, в них содержащегося, а это знание подразумевает глубину научной и интеллектуальной проницательности, ощутимо превосходящую доступную в настоящее время нынешнему переводчику. [Кроме того,] Сагатхакам никогда не сопровождался какими-либо китайскими комментариями, что само по себе создало дополнительную трудность в процессе его перевода. Китайские и японские ученые выбирали — вероятно, из соображений краткости — для своих исследований четырёхтомный текст Гунабхадры, и таким образом Сагатхакам неизбежно оказывался вне поля их внимания.
