Вот вперед пополз трактор. Упершись широким деревянным бампером в «линкольн», он принялся сталкивать машину Платта с дороги. Неумолимо теснимый трактором, «линкольн» рывками перемещался к обочине. Вот правое колесо уже повисло над пропастью. Трактор все давил, мерзко скрежеща на малом ходу. Наконец «линкольн» стал сползать в узкую расщелину меж домом Овинга и дорогой. Покачался-покачался — и со страшным грохотом рухнул к самой стене дома. Послышался испуганный детский визг, а с крыши посыпалась черепица. Колеса «линкольна» еще какое-то время, обреченно повертелись в облаке пыли — а потом замерли.
Кавалькада замедлилась, будто товарный состав — и тоже замерла. Боров снова перевел свинячьи глазки на Платта и Овинга. Неспешно перевел. Будто где-то у него внутри со скрежетом вращались громадные шестерни. Опять поморгал, пожевал холодный окурок и спросил:
— Зачем тут машину поставили?
Краешком глаза Овинг заметил лицо, мелькнувшее в окне домика. Тогда он через силу ответил:
— Этой дорогой никто не пользуется. По ту сторону — только заброшенное ранчо. Да и вообще она непроезжая — там дальше тупик.
Боров долго переваривал сказанное. Затем уже привычным для Овинга движением перекатил сигару в другой угол рта.
— Заброшенное, говоришь? — Скривился, опять пожевал окурок, потом вытащил его, смачно харкнул на дорогу и вставил игрушку обратно. — И как, большое?
— Что, ранчо? Не знаю, — еле ворочая языком, пробормотал Овинг. Платт тем временем грустно разглядывал свою машину, что встала на вечную стоянку у стены дома.
Боров устремил на Овинга пристальные глазки.
— Так видел ты его или нет?
— Только издали. В смысле — сам дом. Я же говорю. А обо всем ранчо я толком ничего и не знаю.
Жирные мозги медленно шевелились.
— Что, один дом?
— Я больше ничего не видел. Правда.
После очередного раздумья боров нехотя кивнул. Потом пристроил обрез у колена, достал из кармана безрукавки грязный листок и огрызок карандаша. Старательно провел на бумажке жирную линию.
— Лады, — проворчал он наконец. — Хрен с ним, с ранчо.
Все так же неспешно убрав в карман карандаш и бумажку, жирный подобрал обрез и снова впился взглядом в Овинга.
— Здешний? Овинг кивнул.
— А кто еще тут с тобой?
— Никого, — выдавил из себя Овинг. — Только я и мой друг.
— Не ври мне. Не советую. Чем занимаешься?
— Экспериментальной физикой, — с трудом выговаривая слова, произнес инженер. В ответ он ожидал по меньшей мере изумленного хмыканья. А боров только кивнул:
