– Дяди шутят, – сказал Зотов, принимая тон пахана. Внутри он кипел злобой: надо же так фрайернуться! Откуда здесь объявилась эта орава армян?
– Левон, – попросил вдруг Кесоян, и зловещая нотка прозвучала в его глухом голосе, – объясни, пожалуйста, этим чудакам, что такое железная дисциплина. Хотя бы вон тому недоноску, – он указал на Сухоручку. – Наш милый Дуся все время лыбится, но мало верит, что меня надо слушать, как своего папу.
Левон, покачивая пистолетом, подошел вплотную к налетчику, спросил негромким шипящим голосом:
– Ты знаешь, что такое приказ?
Сухоручка, не скрывая презрительной усмешки, молча смотрел на Левона исподлобья. Маленькие черные глазки его злобно сверкали.
– Так вот, – сказал Левон, – я тебе приказываю: врежь Ивану Софроновичу одну горячую. Правда, ручки у тебя закованы, но ты его ножкой. Ножкой!
– Кончай базарить! – крикнул Сухоручка и оскалил зубы. – Нашел шестер…
Резкий, как удар бича, выстрел оборвал его на полуслове. Изумленно вытаращив глаза, Сухоручка с протяжным воем рухнул на диван, где сидел Клыков.
– Сбрось его на пол, – брезгливо сказал Кесоян. – Мебель испачкает, погань…
Левон сгреб левой рукой свою жертву за шиворот и стащил ее вниз. Сухоручка повалился на бок, схватившись за живот и суча ногами. Надсадный вой перешел в стон и стал утихать.
– Добью? – спросил Левон.
– Не надо, дорогой, – ответил Кесоян. – Пусть пострадает. Неизвестно еще, существует ли ад. А он заслужил наказание.
Технический распорядитель повернулся к налетчикам:
– Теперь, господа рэкетиры, вам ясно, что такое железная дисциплина? Не социалистическая трудовая, хочу – делаю, не хочу – сижу и меня не уволишь, не попрешь в шею, а настоящая, предпринимательская? Ее закон простой: если сказано хозяином, то будет сделано и деньги получены. Ясно? Нет? Левон, объясни еще одному молчальнику.
– Иван Софронович, – сказал Левон, поигрывая пистолетом, – шеф просит вас поднести хороший пендаль господину Клыкову. От нашей фирмы… Полным весом.
Зотов расправил плечи, мрачно сдвинул брови.
– Прости, Клык, но мне эти мужики по душе. Ты, бывало, меня манал, теперь моя очередь…
И он замахнулся ногой.
– Падла! – прохрипел Клыков со злостью и застонал, получив удар по голени.
– Достаточно, Иван Софронович, – сказал Кесоян. – Считайте, вы зачислены в штат. Теперь, Левон, поинтересуйся у гражданина Топорка, согласен он у нас работать, или мы расстанемся с ним по недоверию?
Кесоян ткнул ногой тело Сухоручки, которое уже перестало дергаться.
