самосознание как самосознание именно общественно-городское, только и дающее надежду на спасение этноса при отмирании народно-земледельческой формы его общественного бытия. Доказательства тому наглядно проявились при крушении советского коммунистического диктата в странах Центральной и Восточной Европы с католическими и протестантскими духовными традициями, в которых уже произошли буржуазно-демократические и Национальные революции в период времени от окончания Первой мировой и до конца Второй мировой войн. Вопреки политически враждебным обстоятельствам, именно городское национальное общественное сознание развивалось
у молодёжи этих стран, и воспитывалось оно теми традициями мелкобуржуазного националистического общественно-городского сознания, которые сложились накануне прихода к власти коммунистических просоветских режимов.
Россия, в отличие от большинства европейских стран, сбросивших в восьмидесятые годы кандалы просоветских политических систем народных демократий, не прошла в своей истории через Национальную революцию, через авторитарный националистический режим власти, в ней не было зародыша традиции городского политического общества, мифов общественно-городского сознания государствообразующей нации. Русские, как государствообразующий этнос, так и остались по существу народом, неспособным на городское общественное самосознание, хотя подавляющее большинство русских живут в городах, а молодёжь в значительной части родилась в городах и полностью оторвана от традиций народного земледельческого мировоззрения. Поэтому практически все русские растерялись в водовороте коренных изменений общественно-политических отношений и отношений собственности после начала буржуазно-демократической революции 1989-1991 годов, превратились в одичавшее стадо деморализованных, потерявших общий смысл жизни людей. Ужасающие последствия этой растерянности видны сейчас абсолютно во всех проявлениях жизни постсоветской России. Городские жители пытаются, как за соломинку, ухватиться за духовный строй чуждого им средневекового народного самосознания, у которого нет будущего. Русская культура, русская социальная психология, русская трудовая этика, русское мировоззрение, в общем и целом, остались народными, чрезвычайно отсталыми, унизительно отсталыми для конца двадцатого столетия.
Развал семьи, морали и этики трудовых отношений, неспособность работать с современной технологической цепочкой на производствах, отсутствие общественной и политической культуры снизу доверху, в том числе и у руководящей страной прослойки либеральных “демократов”, низкая способность к рациональной самодисциплине у подавляющего большинства русского городского населения, иждивенческий асоциальный паразитизм городской молодёжи – все эти признаки глубокого духовного кризиса государствообразующего этноса России. И они есть прямое следствие того, что урбанизация и индустриализация у нас проходили не рука об руку с появлением русской городской культуры общественных отношений, а с жёстким подавлением русского
