Женитьба Дон-Жуана | страница 28



На берегу крутом
Гордеевых стоял высокий дом.
Не бредя каменными городами,
Их дом стоял еще со старины,
Когда Гордеевы и Кузьмины
Дружили семьями или домами.
С кедровыми венцами
Дом крестовый
До сей поры глядел
Почти как новый.
И берег,
И река напротив дома
Наташе были с детских лет знакомы.
Не зная ни заботы, ни тоски,
Они в реке купались,
Внешне кроткой,
В гордеевской переплывали лодке
На золотые свейные пески.
Ах, детство, как ты далеко-далече!
Когда глупы мы,
Жить намного легче.
Где две реки
В одну соединились,
Там воды цветом надвое делились.
Наташе стало странно, как она
Той разницы тогда не углядела:
Река же половиной голубела,
А половиною была темна.
Душою смутной постигая что-то,
Она вошла
В тесовые ворота.
Уже в дому,
Ухоженном на диво,
Она застала только мать Вадима,
В заботе разбиравшую белье.
Та увидала гостью и запела:
— Как выросла да как похорошела! —
И принялась усаживать ее,
Украдкой пряча в уголок косынки
Две тайно
Недоплаканных слезинки.
По тем слезам
Наташе ясно стало:
И здесь ее мамаша побывала.
Жестокая в стремлении своем,
Она почти что — не почти, а точно —
Сравнялась в дипломатии челночной
С американским госсекретарем,
Но Тимофевны редкие задатки
Не принесли
Желаемой разрядки,
И все-таки она,
Как дипломат,
Уже имела некий результат.
Ее переговоры, то есть ссоры,
Неумолимо привели к тому,
Что в этот день
В гордеевском дому
К отъезду сына началися сборы,
А сам он, пережив однажды страхи,
Сойтись с ней снова
Не нашел отваги.
«Все для меня!» —
Вадима был девиз,
Родителям же этот эгоизм
Сначала не казался трудной ношей:
«Все для него, а значит, и для нас!»
Но, как и у других, им от проказ
Единоличника жилось все горше.
Родить второго не хватает сметки,
То и страдают
Семьи-однодетки.
Отец сердился,
Но хитрюга-мать
Грехи сынка умела прикрывать.
Вот и теперь, колючим взглядом глядя,
Как будто бы не зная ничего,
Заговорила слезно про него,
Кивнув на фото:
— Уезжает Вадя…—
Покуда рос, был и душа и плоть,
Завел жену —
Отрезанный ломоть…
На карточке,
Вниманье привлекая,
К Вадиму льнула женщина другая…
Как будто нож по сердцу полоснул,
Как будто гром по голове ударил,
Как будто молний огненные твари
Обвили грудь и задушили гул.
Забыла все, очнулась в жути дремной
На берегу,
На половине темной.
Там омут был.
Черней,чем эбонит,
Он притягал Наташу, как магнит,
Как взгляд удава свою жертву манит.
О, красота!.. Недаром говорят,
Что пожилых страдания дурнят,
А молодым их красоту чеканят.
Она была красива несомненно,
Но красотой теперь
Уже надменной.
Ни горьких слез,