В стихотворении «Отёсан камень» Киплинг как бы от имени Мастера говорит:
Но чтобы труженик вовек
Мечту о рае не отбросил,
Он в Царстве Божьем — человек,
Он царь и бог в раю ремесел.
Ведь мастера всегда находятся на некоей мистической Высоте Умения, они — где-то между людьми и Высшим разумом:
Владей рукой моей, владей!
И мы, работники, не будем
Нуждаться в помощи людей,
Посильно помогая людям.
Более всего связь Киплинга с масонством проявляется в стихотворении «Дворец», где сжато изложена одна из основ масонской идеологии.
Строящий пользуется и планом, и материалом предшественника, безымянный труд которого еще не создал совершенства, чтобы создать свою постройку, более совершенную, но и она тоже далеко не окончательна:
И было то Слово: «Ты выполнил долг, дальше — запрещено:
Другому зодчему сей дворец, тебе продолжать не дано».
Не столько безымянность труда, как ведущий принцип, тут важна, сколько постоянная неудовлетворенность результатом, и надежда на то, что твое дело завершит тот, кто придет за тобой, и он будет лучше тебя:
«Кладка была небрежной и грубой, но каждый камень шептал:
«Придет за мной строитель иной — скажите, я все это знал».
Сходные идеи высказаны в «Волшебной горе» Томаса Манна, в диалоге Нафты и Сеттембрини, в частности, в их разговоре о готических соборах, созданных многими поколениями строителей, чаще всего безымянных, причем излагает эти идеи католик, иезуит Нафта. Но широта его воззрений заставляет нас воспринимать его как в некотором смысле «всечеловека».
Киплинг очень честный человек, об его интеллектуальной честности очень хорошо написал Джордж Орвелл:
«Киплинг обладал качеством, редко или даже никогда не встречающимся у большинства «просвещенных» деятелей, — чувством ответственности и, по правде говоря, если его не любят «прогрессивные», то столько же за это качество, сколько за «вульгарность». Потому что все левые партии индустриализованных стран в глубине души должны бы знать, что они борются с тем, что на самом деле сами разрушить никак не хотят. Они провозглашают интернационализм, а в то же время борются за повышение уровня жизни, который несовместим с этой целью. Мы все живем, грабя азиатских кули, и те из нас, кто «просвещен», говорят, что кули должны быть освобождены. Но наш уровень и само наше просвещение требуют как раз грабежа малых стран. Гуманитарий — всегда ведь лицемер, и Киплинг точно знал это».
Слова Орвелла объясняют в немалой мере отношение к Киплингу как советских идеологов, так и английских снобов, долго еще после конца эпохи вздыхавших по викторианству.
