счел необходимым перед началом президентской гонки сбросить 27 кг (до этого он весил 136 кг; впрочем, в первый же год своего президентства Тафт с избытком вернул их обратно).
Короче говоря, роль капитализма в обращении общества к худощавости велика. X. Шварц пишет про «обоюдоострые последствия экономического изобилия: тучность мужчины стала знаком хищнического потребления, полнота женщины — признаком неспособности сделать правильный выбор среди огромного потока товаров». В индустриальную эпоху ожирение сделалось явлением неприемлемым. Толстяки в массовом сознании олицетворяли, с одной стороны, жадность и невоздержанность, а с другой — и это не менее важно — апатичность и незаинтересованность в преуспеянии, что казалось прямой насмешкой над чаяниями и устремлениями большинства американцев.
В этой атмосфере производители «антижировой» панацеи процветали, обещая, что их товар не только поможет уменьшить вес, но и укрепит бодрость духа. «Нью-Йорк таймс» в 1907 г. писала, что реклама разнообразных снадобий и бесчисленных программ, направленных на снижение веса, «заполонила все газеты и журналы; она повсюду: на глухих стенах заброшенных зданий по всей стране, на щитах по обочинам дорог и вдоль железнодорожных путей. Способы похудания буквально навязываются обществу». Консьюмеризм (стимулирование потребительского спроса) не ведал границ, цена не имела значения, ибо избавление от тучности приравнивалось чуть ли не к изгнанию дьявола. Представители среднего класса освобождали в ванных комнатах уголки для домашних весов. Кристина Т. Херрик, автор опубликованной в 1917 г. книги «Теряем фунты, находим здоровье», назвала этот нехитрый прибор «материализованной совестью», взвешивающей не только тело, но и дух: ниже вес — выше достоинство. Таблицы весовых координат составлялись и пересоставлялись, стандарты устанавливались и переустанавливались, широкие кампании против полноты разворачивались и сворачивались одна за другой, а экономически процветающая Америка толстела. По мере того как столетие продвигалось вперед, подсчет калорий стал национальной — а вскоре и интернациональной — навязчивой идеей.
Для лечения патологической тучности врачи прописывали вытяжку из щитовидной железы животных — если не первый, то самый «живучий» препарат против ожирения: он был получен еще в середине 1890-х гг. и активно применялся последующие 75 лет; его назначали в небольших дозах. Вытяжка ускоряла метаболизм, но одновременно вызывала угрожающие нарушения сердечного ритма. Ритм восстанавливали приемом в малых количествах мышьяка, наперстянки или стрихнина. Такое балансирование между двумя опасностями — дело, конечно, рискованное, но это никого не волновало: похудание представлялось первейшим долгом перед собой и обществом, а там будь что будет, остальное в руках Божьих.
