Возок въехал в крепость, за ним протрусили вершники. Заперев ворота, стрелецкий десятник стал показывать дорогу к воеводским хоромам.
Холоп воеводы Молчан, услышав стук в дверь, встал с рундука, застланного овчиной и, накинув полушубок, вышел в сени.
— Воевода дома? — спросил, спешившись и взойдя на крыльцо, вершник.
— Он спит
— Веди в дом, буди воеводу! Скажи: по делу государеву служилые из Москвы. Да скоро у меня! — прикрикнул приезжий. — Люди на улице мерзнут.
Молчан разбудил воеводу, и тот, не мешкая, вышел в переднюю, где, скинув шубу, грелся, прислонясь к печке, среднего роста, рыжебородый, сердитый на вид гость с красным от мороза лицом и потрескавшимися губами.
— Здоров будь, гостенек! — сказал воевода, поправляя подвернувшеюся полу полушубка. — Чем могу служить, ответствуй!
— Допрежь поведаю, кто я таков, — отозвался гость и полез за пазуху за письмом. — Я — стрелецкий сотник тайного приказа Илья Петрищев[2]. А прибыл сюда по веленью пресветлого государя Василия Ивановича. Вот грамота.
Воевода, взяв грамоту, подвинул поближе подсвечник, оглядел сургучную печать, бережно сломал ее, развернул и стал читать бумагу. Потом поднялся, надел шапку из бобра:
— Значит, вора Ивашку ко мне доставили? А где я его содержать буду? У меня ведь доброй тюрьмы нету.
— А што есть?
— Съезжая. Хибарка об одно окошко. При нужде держим в ней куражливых питухов, кабацких затычек да татей. Окно, правда, забрано крепкой решеткой. Убежать нельзя, ежели при хорошем досмотре…
— Там сидит кто?
— Ни души. Взяли вчера питуха Петруху Обросимова. На посаде в кабаке драться полез на целовальника. Держали до вечера, дали тридцать ударов вполплети и выпустили с миром. Не топлено в съезжей, сотник!
— Печь есть? Надо истопить. А как после быть с тем вором — то дело особое.
— Пойдем в съезжую!
Спрятав московскую грамоту в ларец, Данила Дмитрич повел гостя. Возок тронулся за ними.
Заспанный сторож Ефимко Киса, он же, при случае, палач, загремел запором, ввел гостей в караулку. Запалил свечу. Московский гость осмотрелся: скамья для охранника, сбитый из плах невеликий, закапанный воском стол. На нем — хлебные крошки. Напротив входа с улицы — дверь в комору. В ней — квадратное окошко с продольными железными прутьями для досмотра за узниками. В караулку выходила топка печи.
Гость вошел в комору. Зарешеченное оконце, обращенное на зады к береговой стене укрепления, в углу — охапка соломы. И больше ничего, кроме коричневых задымленных стен, плохо проконопаченных обындевевших углов да паучьих тенет под потолком.
