Время остановилось…
Утро в палате началось, как обычно. Очередь умывать была Анькина. Сначала никто не обращал внимания, что Светка не высовывает своего улыбающегося личика из-под одеяла. Только когда Анька подошла умывать, она почувствовала что-то неладное.
— Светка! Светка! Светочка!
Светка ещё дышала. Дыхание было прерывистым, неровным. Лицо Светки заострилось, рот был приоткрыт, губы же приобрели серо-малиновый оттенок.
Анька бросила таз.
— Девчонки! Лида! Лида! — Анька помчалась к посту сестры, крича: Лида! Лида!
— Что?
— Там… Светка… Плохо ей!
Лида сразу поняла, в чём дело, как только увидела Светку.
— Анька! Светку к лифту вези и поднимай сама на четвёртый, к операционной! А я побежала Ярославцеву звонить! Дора! Где ты, Дора, выходи, иди сюда! Вези кровать вместе с Анькой!
Аньке не дали побыть со Светкой на четвёртом этаже. Операционная бригада — кровать перехватили, и, сразу же, на лифте, отправили Аньку назад. А Светку повезли к реанимационной палате.
А в нашей палате — нельзя сказать, что жизнь совсем замерла, но все притихли и делали всё как-то с оглядкой. И все ждали вестей. В палату пришёл Ярославцев и немного успокоил нас. Сказал, что Светке лучше, но что теперь ей придётся полежать на четвёртом этаже. А потом, может быть, придётся перевести её в другую больницу, где лечат почки, так как давно уже у Светки плохо с почками, поэтому, мол, такое состояние и возникло.
Мы хотели ему поверить, мы и поверили.
— А передать ей можно что-нибудь?
— Нет, сейчас у неё всё есть, — сказал Ярославцев как-то грустно.
Но мы и тут ничего не поняли. Не хотели понимать.
— Сейчас Дора придёт, Светины вещи соберёт и отнесёт ей наверх.
— Мы записку напишем!
— Пишите, — Ярославцев посмотрел на нас усталым взглядом, и вышел.
Ближе к вечеру пришла Дора и стала молча складывать Светкины вещи. Вещей-то было — едва набралось два небольших пакета.
Маша писала записку, а мы все помогали: «Светка, дорогая наша Светка, держись! Мы все тебе желаем быстрее поправиться и вернуться в палату. Мы все тебя ждём!»
— Напиши — держи хвост пистолетом, а уши — топориком! — подсказывает Нинка.
— Да ну тебя, с твоим пистолетом! — Маша подписала последнюю фразу:
«Светик наш! Мы тебя целуем, обнимаем и ждём!» Маша прочитала записку вслух, сложила и протянула Доре.
— Передавай привет Светке! — сказала Маша.
— Передам, — ответила Дора. И тихо прибавила: «Рано или поздно».
Этого мы тоже предпочли не услышать.
Через несколько дней, вечером, уже ближе к отбою, пришла в палату Люба, по виду слегка пьяненькая. Люба присела на кровать к Мариэте и достала из-под полы халата початую бутылку портвейна.
