Потом, конечно, расплакалась:
— Прости меня, — говорит, — так получилось, что я по этой дороге пошла. Ты уже взрослый, так что принимай всё, как есть. Если бы я сейчас взятку не дала, так тебя бы в этот санаторий не приняли бы. Это же всесоюзный санаторий. Может, тебя тут на ноги поставят. Тут и операции делают, и выхаживают потом. И школа есть, учиться будешь.
Я к тебе не буду в санаторий приходить, смущать тебя, а ты про меня никому не рассказывай. Когда-никогда бабка придёт, принесёт чего-нибудь вкусненького. Ладно, ладно, не реви. Я ещё в товарном виде, поработаю, и денег подкоплю.
— Мам, не надо…
— Я завяжу, но попозже. У меня своя жизнь, у тебя своя. Смотри, учись, может, выучишься на кого-нибудь. На капитана, например. Я всю жизнь о капитане мечтала.
Может, ты капитаном станешь.
Как смешно. Я не сказал ей, что тоже мечтал о капитане, чтоб он был моим папой. А я теперь капитаном не стану. С такой болезнью, как у меня, не становятся капитанами. Не остаться бы хромым. Правда, геологом ещё можно.
Вот такая тайна у меня. На какие я тут деньги, на какие взятки? Может, приврала мать про взятки-то? Или нет?
А как спросят, где мама работает, то я говорю: «Проводником, на дальние рейсы всякие, Москва — Владивосток, например».
Спросили пару раз, да отстали. Кому какое дело до чужой мамы.
Кому какое дело до чужой мамы? Кому какое дело до чужой жизни?
Как вы уже поняли, дело происходило в советское время, в Крыму, в одном из прибрежных городков, в костнотуберкулёзном санатории имени выдающейся деятельницы революции.
Санаторий действительно был прекрасен. Дети по году и более находились там, лежали, если нельзя было вставать, учились, кто как мог.
Тут же были прекрасные операционные, и прекрасные хирурги. Сколько жизней было здесь спасено. Сколько судеб было выправлено и выпрямлено, в прямом и в переносном смысле этих слов.
Говорят, что Крым — теперь другая страна. Говорят, нет уже этих санаториев. Пошли санатории с молотка. Может, не все ещё пошли? Где же тогда лечатся больные?
У кого же поднялась рука на детский санаторий? Да ещё на такой санаторий?
Третий этаж был разделен на две половины, две больших палаты. В одной — девчонки, в другой — мальчишки. Палаты были, как бы условно, поделены ещё пополам, на девятый и на десятый класс, поделены входной дверью и находящейся напротив неё, дверью на веранду.
Палата могла вместить до двадцати функциональных кроватей, таких кроватей на больших колесиках, с регулируемым подъёмом изголовья.
