Маша посмотрела на светящееся далеко вверху окошко и подумала, что этим альпинистом придется быть ей. Петька уже достаточно погромил. Может быть, по какому-то космическому закону справедливости он расплачивался за свое утреннее везение?
— Спрячься, если можешь, — сказала она, размахнулась и бросила.
Сковорода с тянущейся за ней простыней влетела в окошко, не коснувшись краев, как удачно брошенный баскетбольный мяч в корзину.
Блям! Повиснув на простыне, сковорода лязгнула по ту сторону стены.
Маша стала потихоньку натягивать простыню. В окне появилась ручка. Она торчала как надо — не вверх, а в сторону, — и как надо зацепилась за боковую часть рамы.
Похоже, теперь начало везти Маше. Разве нечаянно разбитая банка — не чистое везение? Петька нашел сервиз, она — монеты. Петька натворил дел в ванной, а она все исправит, насколько можно. Может, у них одна удача на двоих? Петьке она достается утром, а ей — вечером?
Маша подскочила и повисла на простыне, вцепившись в узел. Сковородка держала. Подняться по веревке на одних руках — не задача для частного сыщика Марии Незнамовой. Она сама не заметила, как взвилась до самого верха. Тут стало труднее. Из рамы торчали зубастые осколки. Маша обвила простыню ногами и, держась одной рукой, стала расчищать окошко. Некоторые осколки вынимались легко, другие приходилось расшатывать. Она порезала палец и только потом догадалась крикнуть Петьке, чтобы он бросил ей тряпку.
С тряпкой дело пошло совсем легко. Маша выломала самые непослушные осколки и даже вытерла с рамы пыль, чтобы не испачкаться. Просунула в окошко руку и голову. Отпустила простыню, подтянула вторую руку, пролезла до пояса…
И поняла, что зря старалась.
Она висела на четырехметровой высоте. Внизу, в полумраке, поблескивала вода и рябили твердые, как булыжники, и бурые, как засохшая кровь, кафельные плитки. Хорошо, хоть унитаз был в стороне. Погибнуть, врубившись макушкой в унитаз, было бы совсем унизительно. Нет, надо выбираться назад. Приготовить вторую веревку из простынок…
Стоп! Зачем вторую?
Маша нашарила под боком сырую простыню. Как поднялась, так можно и спуститься. Надо только перевесить простыню наоборот.
Лежать животом на срезе окошка было неудобно. Она не могла глубоко вдохнуть и дышала часто и мелко, как собака в жару. Долго так не продержишься, надо поторапливаться!
И вдруг простынка юркнула вниз, как живая, и выскользнула из руки, хлестнув Машу по лицу мокрым хвостом. Плюх! — упала в воду сковородка.
