— Почему вы не убираете в комнате? — спрашиваю я, только чтобы что—то сказать.
— Не могу собраться с силами, — улыбается Моньо своей бледной улыбкой. Нос и верхняя губа юноши нервно подергиваются, точно он хочет прогнать назойливую муху.
— Вам нездоровится?
— Да, вчера немного передрал спиртного скромно отвечает Киров.
— И бразильских мелодий, — добавляю я. — Нельзя ли и мне послушать эту мелодию?
— Почему же нет! — оживляется Моньо. Он включает магнитофон, дрожащими пальцами устанавливает кассету и нажимает клавишу. В комнате звучит самба. Совсем неплохо, если бы не так громко.
— Если можно, чуть потише, — прошу я. И вообще, не так, как прошлой ночью.
— А, вас прислал квартирант, — догадывается Моньо.
Он убавляет звук и снова садится на кушетку. Губа и нос Моньо снова дергаются. Небольшой тик — напоминание о его юношеских излишествах.
— Скажите, откуда у вас эта страсть к громоподобному исполнению?
— Это слабость Спаса. Со временем привык и я. У Спаса есть правило: чем громче, тем убедительнее.
— Вот как! Так поэтому вы избрали эту самбу своим гимном?
— Случайная находка. Наш дом родной — кафе «Бразилия». И когда услыхали «Бразильскую мелодию», решили, что это будет наша песня. Спас даже записал ее восемь раз подряд на одной ленте, чтобы каждый раз не перекручивать катушку.
— Хитро придумано! А теперь расскажите, чем начался и как проходил ваш вчерашний кутеж.
— Ничего особенного. С той лишь разницей, что мы находились в уменьшенном составе. Мы должны были встретиться в «Бразилии», но Спас предложил выпить в домашней обстановке.
— Он вам предложил?
— Да. Ему кто—то дал две бутылки домашней ракии.
Самба закончилась резким аккордом, но тут же началась снова. Господи, помоги!
— А что стало с этими двумя бутылками?
— Выпили. Хотя, в сущности, больше прикладывался я. В одной бутылке оставалось несколько глотков, но я их только что выпил в лечебных целях.
— Наверное, ракия была хороша…
Да так, ничего особенного, — отвечает Моньо, машинально глянув на две бутылки, валявшиеся на столе.
Гашу сигарету, смотрю на часы, прикидываю, не пора ли идти, и спрашиваю:
— А когда кончилась ваша вечеринка?
— Точно не могу сказать, — смущается Моньо.
— Случается… Что вы запомнили последнее? И сколько было примерно времени?
— Не могу сказать точно, — бормочет Моньо. — Понимаете, разговоры, музыка, снова разговоры и снова музыка — весь вечер одно и то же. Нет ориентира времени.
— Видите ли, Киров: у вас есть ориентир, и я настойчиво прошу им воспользоваться. Ибо речь идет не о жалобе соседа, а о вещах более серьезных.
