Генерал глубоко вздохнул. То ли он просто хотел глотнуть свежего воздуха, то ли не знал, что ответить на последнюю реплику; это так и осталось неизвестным. Он заглянул в первый вагон. Там громоздились рулоны ткани.
— Ковры?
— Ковры и гобелены. И несколько прекрасных скатертей.
В других вагонах находились произведения искусства, серебро, фарфор, антиквариат, коллекции монет, даже коробки с золотыми обручальными кольцами; их было гораздо больше, чем всех остальных вещей. Это прямо говорило о том, что случилось с их бывшими владельцами.
Дойдя до конца поезда, генерал приказал троим солдатам удалиться, а сам в сопровождении своего спутника направился дальше по узкой оленьей тропе.
— Здесь все? — помахал он списком.
Немец, шедший, держа руки за спиной, покачал головой.
— О, нет, герр генерал.
Мужчина в форме остановился так резко, словно наткнулся на невидимый барьер.
— Нет? Черт возьми, это еще что такое? В нашем соглашении ясно говорилось: все.
— Конечно, герр генерал, — совершенно дружеским тоном сказал немец. — Ваше желание было высказано предельно ясно. Вы хотели получить все имущество, конфискованное у евреев, отправленных в лагеря, и хранившееся на складах рейха.
Было заметно, что генерал теряет самообладание. Он явно не относился к числу людей, способных обходить прямые указания.
— В таком случае, что за черт?..
Со стороны поезда донесся отрывистый треск выстрелов; эхо, как теннисные мячики, рассыпалось между горами.
Мужчина в штатском, ничуть не удивленный, кивнул туда, где раздался звук.
— Просто слегка подстраховался, чтобы не присоединиться к нашему несчастному другу-машинисту и поездной бригаде.
— Сколько именно?.. — Генерал так разволновался, что не смог закончить фразу.
Его собеседник в тирольском костюме повернулся, видимо, чтобы пойти по той же тропинке обратно.
— Кое-что. «Пресвятая дева» Микеланджело, Ван Эйк, кое-какие мелочи. Мебели нет совсем — она слишком громоздка. В общем, вероятно, миллионов на пятнадцать-двадцать ваших долларов.
— Сукин сын! — взорвался генерал. — Не хватало мне тут еще дипломатию разводить с каким-то тухлым капустником!
Его собеседник остался невозмутим.
— Позвольте, генерал, напомнить вам, что у вашего начальства может… как бы сказать получше… возникнуть интерес к тому, чем вы занимаетесь. Я знаю, что вы имеете право реквизировать мебель для вашего штаба, но булевские столы семнадцатого века и фламандские ковры… Не говоря уже о полутонне, — ну, может быть, чуть больше или чуть меньше — обручальных колец и драгоценных камнях в оправах и без оных.
