Жара. Терпкое легкое вино | страница 49



Юлька вернулась минут через десять, теперь на ней простой халат и поверх наброшенная куртка, в которой раньше сидел муж. На этот раз она села на диванчик с краю так, чтобы не причинять Николаю неудобств.

— Выпьешь? — спросил Николай, он перестал хмурится и снова улыбался, кажется, его что-то развлекало.

Юлька качнула головой.

— Нет, — и спросила: — А закурить у тебя есть?

Николай достал сигареты, поднес зажигалку, она затянулась, а он продолжал проигрывать в руке недопитым стаканчиком.

— Нет, вообще-то, я не курю. Ты не удивляйся.

Николай абсолютно не удивлялся, он все так же слушал, чуть склонив голову на бок и не теряя плутовской улыбки.

— Так иногда… — продолжала Юлька, стряхивая пепел. — Балуюсь… Валерка-то не знает.

— Он многого не знает, — отозвался Николай.

Юлька подняла голову и посмотрела на него, потом сказала:

— Да, многого. Он не знает, например, чего мне стоят эти постоянные ухажерства и заигрывания на работе. Лучше бы я с бабами работала.

— Не лучше, — снова отозвался Николай.

Юлька молчала. Она уже докурила сигарету и бросила бычок в пепельницу. Потом вдруг что-то вспомнив, на что-то вдруг набредя в своих мыслях, с каким-то даже облегчением спросила:

— А это правда, что ты Валерке жизнь спас?

— В общем-то, да… но сначала я его чуть не убил.

— Это как?

— Очень просто: из-за бабы, — Николай улыбался.

— Из-за бабы? — Юлька чуяла, что Николай специально тянет, чтобы как-то поэффектней рассказать очередную смешную историю и охотно ему подыгрывала.

— Да, из-за бабы. Мы жили на зимовье с месяц, и Валерка, лежа на своем топчане, сказал: «Бабу бы сюда». А я запустил в него кочергой. Он разве ничего не говорил про шрам над правым виском? Хотя я все-таки рассчитывал, что кочерга попадет в стену, а не в голову, но так получилось…

— Из-за такого пустяка? — она вдруг испытала страх, что вот сидит с человеком, который так запросто мог убить человека.

Николай выдержал паузу.

— Да, но он эту фразу повторил уже в двадцать пятый раз за день и, может быть, тысячный раз за месяц.

— Но все равно…

— Мне было двадцать лет. Ему нравилось говорить при мне о женщинах, это его развлекало. Потом я его выхаживал. Это развлекало меня. Так что у нас у каждого было по месяцу развлечений.

И он замолчал, а улыбка стянулась в плотно сжатые губы, наверное, он что-то вспомнил, может быть, испуганные и удивленные, страшно расширенные глаза Валерки, когда кочерга не долетела до стены.

— Странно, — прервала молчание Юлька, а Николай вернул на лицо улыбку.