Маша разбирала привезённые сумки.
— Перекусишь или подождёшь, пока ужин соберу?
— Подожду, — Виктор подошёл к столу, отрезал кусок колбасы и принялся жевать, расхаживая по кухне. — А чем он всё-таки болен?
— Толком ничего не объясняют. Главный врач говорит про тепловой удар и психическое истощение. А больше давит на то, что у него психологическая травма: мол, просил у Бога дождя, народ за ним, как за Моисеем пошёл, а он Моисеем не оказался — Бог его не услышал, вот он и надломился.
— Чушь это всё, — сказал Виктор, подошёл к столу и отрезал ещё колбасы. — Он же знает, что Бог не каждую просьбу исполняет. Ведь так?
— Так… Там, в крестном ходе, ещё икона плакала. Все видели, как у неё слёзы текли.
— Вон оно что… Надо же. Жалко, не видел. Давно хочу чудо увидеть. А мне всё не даётся. Почему так, Маш, а? Хотя нет, ты у меня — чудо. Я вот, знаешь, и правда думаю: это же чудо, что Господь нас свёл. Я сейчас уж и не помню, зачем тогда в храм зашёл… а ты там пела… н-да… Мне, Маш, иногда страшно бывает, когда вдруг представлю, что я тогда мог мимо проехать. А тут велел остановиться. Зачем? Да я говорил тебе уже об этом, да… Может, всё-таки отвезти его в область?
— Давай подождём до утра.
— Как скажешь. Видишь, я стараюсь быть послушным. А когда ужин? Ну, ладно, ладно, я ещё кусочек отрежу и пойду посмотрю кое-какие бумаги…
19
К ужину поднялся Андрей. Он выспался, тягостное состояние ушло, родной дом вернул забытое чувство уюта, было даже неудобно, что он чувствует себя так хорошо. «Вот как у Господа, — думал Андрей, — надо было приехать к умирающему отцу, чтобы в душе немного успокоилось…»
После ужина мужчины вышли на улицу. Солнце уже село, наползавшие сумерки всё больше скрадывали окружающее, а главное — тянуло желанным холодком.
Идти было некуда, они сели возле дома на лавочку и Виктор спросил:
— Ну, как дела, химик?
— Да не химик я, — улыбнулся Андрей семейной шутке, которую быстро усвоил Виктор. — Я — физик.
— Всё равно. В молекулах ковыряетесь?
— Ковыряемся…
— А я вот всё спросить тебя хотел: почему ты в священники не пошёл? Сейчас бы служил здесь — смотри, благодать-то какая, тихо, хорошо, ни министров, ни налоговой, на накатов, ни откатов…
— Не скажи, тут тоже непросто, сам видишь, какие тут страсти. А я, между прочим, ни одного священника старше сорока, у которого не было бы седого волоса, не встречал. А потом — это же призвание. Господь каждому даёт талант по силе и разумению. И, мне кажется, счастье каждого человека — открыть этот талант, а не пытаться заниматься не своим делом. Мне всегда было интересно знать, а как оно там происходит внутри? Не на механическом уровне, а глубже. Как это Бог мог так всё гениально устроить и обо всём подумать. Иногда мне кажется, что я хочу объяснить Бога с помощью науки. Себе — в первую очередь.
