Его рука спустилась вниз, скользнула между ее ног, через ткань джинсов коснулась промежности и легко прошлась по прикрытой материей чувствительной женской плоти. Джулия ахнула; Бреттон наклонился и зажал ей рот поцелуем.
Его палец снова задвигался в развилке ее ног вверх и вниз, а губы призывно раскрылись.
— Да… Сильно действует, правда? Джулия, если ты хочешь жить инстинктами, спроси себя, что тебе говорят эти инстинкты… Покажи, какой смелой может быть моя безрассудная блондинка…
— Нет.
Джулия оттолкнула Бреттона с неизвестно откуда взявшейся нечеловеческой силой. Доминик отпрянул, и она наполовину сползла, наполовину свалилась с кровати, стукнувшись об пол ягодицами. Девушка лежала, тяжело дыша и потрясение глядя на него снизу вверх.
«Безрассудная блондинка» должна охладить его пыл, а не разжечь. Циничное презрение Доминика к женщинам подобного рода лучше всего защищало ее от собственных необузданных желаний.
Бреттон тоже уставился на распростертую девушку. Лицо его потемнело от прилива крови, мощное тело напряглось, в глазах горело голубое пламя. Коротко остриженные черные волосы торчали во все стороны, обнаженная грудь вздымалась. Председатель правления выглядел как настоящий дикарь. Затем он наклонился и протянул руку, но Джулия отползла в сторону, будто ей предложили змею.
— Не прикасайтесь ко мне! — выкрикнула она.
Настала томительная пауза.
— Немного поздновато, не правда ли, Джулия?
Доминик не отрывал жадного взгляда от ее обнаженных грудей. Девушка вспыхнула и дрожащими руками опустила тенниску, пытаясь не замечать, как тонкая ткань обтягивает набухшие соски.
— Никогда не поздно сказать «нет», — враждебно ответила она.
— Это неправда, — вкрадчиво сказал Доминик. — Есть некий предел, после которого ни для мужчины, ни для женщины возврата не может быть… и мы чуть не достигли его. — Он вновь предложил ей руку. — Вставайте.
Джулия боялась, что не сможет устоять против его прикосновения, поэтому сначала встала на колени, а потом сама с трудом поднялась на дрожащие ноги. Бреттон медленно встал с кровати, не делая попытки застегнуть рубашку. Гладкая оливковая кожа на груди была испещрена красными пятнами, и Джулия пришла в ужас, поняв, что это следы ее зубов, оставленные в приступе неистового возбуждения. Были видны и царапины от ногтей — на плече и на руке. Девушка вспомнила его стоны и со стыдом подумала, что посмела причинить ему боль.
Испуганная силой собственного раскаяния, Джулия лаконично сказала:
