Но не успел он прикоснуться к ручке двери, как она открылась сама и бритый «под ноль» здоровенный детина поволок по коридору чьё-то истерзанное тело. Эрль тут же юркнул внутрь, не став претворять за собой дверь, и что-то забубнил.
— Прошу, — высунулся он через несколько секунд, сделав приглашающий жест.
Я вошла. Нет, не так, не буду врать. Я вползла в это помещение, с трудом передвигая ноги. Не знаю насколько сильно дрожали мои коленки, но поверьте на слово, там было от чего. Потому что это была ПЫТОЧНАЯ!
Горящие факелы хорошо освещали комнату, бросая на окружающие предметы зловещие багровые отблески. Слева и справа находились какие-то мудрёные приспособления, но мне их не то что разглядывать, даже думать об их назначении не хотелось. Не в музее на экскурсии. Слева у стены лохматый бородатый мужик звероватого вида перебирал на столе какие-то железяки, быстро выхватил одну из них и сунул в жаровню. В комнате и так пованивало горелым, а тут потянуло так, что стало вообще не продохнуть. Горело МЯСО. ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ! Бр-р-р-р.
Вон даже средний из восседавшей за столом троицы поморщился. Самый высокий и тощий, с длинными вьющимися волосами до плеч, кажется каштановыми. Поди разбери в отблесках пламени. Очевидно волосы были предметом его гордости, так часто он их оглаживал. Покопалась в памяти Олы. Сколько та ни видела мужчин, у всех причёски были короткими. Но те, почти все, были военными. Может у гражданских по-другому?
По правую руку от тощего, то есть слева от меня, пристроился священник в багряной хламиде. Был он невысок, лыс и носат. И ещё — какой-то шибутной, постоянно что-то перебирал и перекладывал на столе, будто его руки жили своей собственной жизнью. По другую сторону уселся «колобок».
Перед столом со стороны «кругляша» был установлен пюпитр, за которым склонился ещё один служитель закона. Этому молодому парню, судя по находящимися у него под рукой письменным принадлежностям: листам бумаги, чернильнице и перьям, надлежало вести протокол. Среднего роста, белобрысый, прилизанный. Что ещё о нём можно сказать? Ага, сильно близорукий. Положив на стол бумагу, он согнулся над ней буквой зю.
— Проходи, дитя моё, не бойся, — прям-таки по-отечески пригласил меня длинный, пригладив тонкие аккуратные усики, а затем пройдясь ладонью по своей шевелюре, — Эрль подай-ка девочке сиденье.
«Кругляш» скривился, но послушно выполнил приказ. Я осторожно подошла на негнущихся ногах. Только бы не упасть на потеху публике. «Колобок» с кривой ухмылкой грохнул передо мной табурет. А что на нём блестит? Кровь! Вот же ж гнусный тип!
