— Ну, рассказывайте, как отдохнули? — поинтересовался.
— Замечательно! — восхитилась жена.
— Я довольна, — сдержанно ответила Лена.
— Как фестиваль? — из вежливости спросил я у Лены.
— Хорошо. Я в прибыли. Даже не ожидала.
Жена пустилась в долгий рассказ о том, куда они ездили, где ходили, где были. Она перескакивала с одной подробности на другую. «Ой, мы же были в домике Чехова! Представь, я сидела на той самой скамейке, на которой сидел Горький! Там такой сад прекрасный! Да, я же тебе привезла книжечку!» — И она бросилась рыться в сумке, попутно продолжая рассказывать то о доме Волошина, то о Голицынской тропе, то о Судаке…
— Дома посмотрю, — мягко остановил ее я.
— А, ну ладно. — Она оставила сумку в покое, — а еще я в Топловский монастырь ездила. Девчонки отказались, а я поехала. Там есть чудесный источник. Представь, я погружалась! Вода холодная, ужас! И цвет такой — темно-бирюзовый. Удивительно!
Я слушал ее голос и улыбался. Она вернулась, у нее было хорошее настроение, от нее все еще пахло морем… Мне было уютно рядом с ней. И я тоже соскучился.
Мы высадили Лену у ее дома и поехали к себе.
Жена, словно опомнившись, засыпала меня вопросами: как мы тут, да что, как Максимка, мама. На ее лице появилась озабоченность, как будто ей стало стыдно своего хорошего настроения, своей беспечности, своих впечатлений. Удивительно, как меняется человек, вернувшийся после отдыха. Иногда постепенно, иногда резко. То ли мы боимся быть счастливыми, то ли стыдимся. Во всяком случае, напустить на себя озабоченность — вот первостатейное и самое быстрое действие. Маска озабоченного человека — своеобразная мимикрия в мегаполисе.
— Все нормально, Ань, — успокоил я ее, — мы все живы и здоровы. Максимка двоек не нахватал, зато его бабушка полностью захватила власть в нашей квартире и, судя по всему, наслаждается этим.
Жена вздохнула и рассмеялась негромко:
— Поездка чудесная, но, знаешь, все-таки вместе было бы лучше.
— В следующий раз обязательно.
Потом мы вспоминали, как в девяносто седьмом ездили в Крым. Была большая компания, студенты. Жили, естественно, в палатках. Остановились в Тихой бухте — пешком до Коктебеля минут сорок. Сам Коктебель запомнился захолустным поселком, битком набитым отдыхающими, большинство из которых селились на так называемой зеленке. Выжженная степь, горы, солнцепек. Питьевую воду в нашу Тихую бухту привозила машина. В туалет ходили через дорогу в овражек. До сих пор помню это гиблое место!
