Через десять минут Строкин принес деньги, завернутые в газету.
— Об этом происшествии — никому, — предупредил Белов и пригрозил Строкину покачиванием указательного пальца.
С приходом корабля в Камрань Строкина по-тихому отправили попутным кораблем во Владивосток. Через много лет судьба их сведет снова.
Экипаж БДК «Хабаровск» получил в Камрани заслуженный отдых. Белов с моряками каждый день ходили на «американский» пляж, где купались в море, доставали с пальм кокосовые орехи, меняли у вьетнамских моряков банки с тушенкой на кораллы и примитивные пластмассовые безделушки. Такой «ченьч»[24], конечно, запрещался, но командование на эти вещи закрывало глаза. «Колониальными товарами» не брезговали и офицеры. Особым шиком считалось привезти в Союз американские сигареты и восточные ароматные курительные трубочки.
Экипаж готовился к переходу домой.
Всеобщую расслабленность неожиданно нарушил приказ командования базы: срочно выйти в море для слежения за американским авианосцем «Интерпрайс». Видимо, на тот момент «Хабаровск» являлся самым боеспособным кораблем «камраньской» оперативной эскадры. Состав эскадры был непостоянным, состоял из прибывающих кораблей с разных флотов. А экипаж «Хабаровска» за два месяца морей был блестяще подготовлен.
До выхода оставалось три часа. Обед был назначен на час раньше обычного. В таких случаях офицеры не дожидались прихода командира, а садились за стол без привычной команды-приветствия: «Товарищи офицеры, прошу к столу».
Обедали молча, лишь механики вели увлеченный разговор на технические темы. Никто им не смел мешать. Все понимали, что сегодня они главные герои. Хотя говорить о службе во время обеда не приветствовалось корабельными традициями.
В это время на свое место за столом с шумом и пыхтением уселся начальник медицинской службы, выпускник военного факультета Горьковского медицинского института старший лейтенант Мильчин. Он был двухгодичником, эту категорию офицеров снисходительно называли «пиджаки». Отслужив два года, они, как правило, уходили на гражданку. С ними считались как офицеры, так и матросы-срочники. Ценили за профессионализм и пренебрежение к карьеризму. Звание старшего лейтенанта для них было потолком военной карьеры.
Мильчина на корабле уважали как специалиста, и командир был бы не прочь оставить его служить и дальше. Начмед отличался от других офицеров подчеркнуто небрежным отношением к ношению формы и строевым атрибутам. К примеру, не носил шитого краба, одевался в то, что выдавали на складе. При этом шутил о мешковато сидящей на нем служебной робе: страна дала, страна смеется. Мильчин был постоянным объектом шуток кают-компании, незлобных, дружеских подколов. Однако его добродушие могло резко перейти и в обидчивость, если кто-то перегибал палку.
