— Дело в том, что мою знакомую, которая очень любила чай с лимоном, тоже звали Диной, — ответил Савва Николаевич, как-то странно улыбаясь при этом. — Вот я и подумал о совпадении… Надо же, как вышло!
— Постойте, постойте, доктор! Вы же учились в питерском меде?
— Да, ну и что?
— А в каком году? — не отвечая на вопрос доктора Мартынова, продолжал допытываться Панкратов.
— С шестьдесят шестого по семьдесят второй.
— Так-так… А как фамилия вашей знакомой Дины? Вы не вспомните?
— Нет. Но, кажется, какая-то прибалтийская: не то Каустайтис, не то Канданакис… — не совсем уверенно ответил Савва Николаевич.
— Может, Кайдунате? — с каким-то внутренним напряжением спросил Панкратов.
— Верно, Кайдунате! Из Литвы.
— Вот оно что… — удивленно протянул посетитель, а потом неожиданно предложил: — Может, еще по одной? Как у нас, русских, принято говорить: «На одной ноге не ходят»?
— Верно, верно. А еще есть присказка, ее любил повторять мой хороший знакомый: что самое долгое ожидание — это ожидание между первой и второй рюмкой.
Они снова чокнулись и выпили. Савва Николаевич только часть мензурки: он все же при исполнении. Гость же лихо опрокинул свою и опять отломил кусочек шоколада.
— Неужели такой жесткий? — спросил Савва Николаевич, видя, с каким трудом ломается плитка.
— Это шоколад особый, настоящий, для летного состава. Мне друзья несколько плиток привезли, чтобы быстрее поправлялся…
— А-а-а, то-то я смотрю — обертка странная…
— Значит так, Савва Николаевич, мы говорим об одной и той же Дине — Дине Кайдунате!
Савва Николаевич встал, прошелся по тесноватому кабинету, подошел к окну и стал смотреть на улицу, словно там он мог найти подсказку, что ему делать.
— А вы знаете, Сергей Константинович, что Дина погибла?
— Да, знаю.
— И как погибла?
Савва Николаевич резко повернул голову и посмотрел в глаза больному. Тот не опустил, выдержал взгляд.
— Что об этом сейчас говорить, доктор? Стоит ли ворошить прошлое?
— А когда? Когда время узнать, как погибают друзья?
— Она была вашей любовницей? — спросил Панкратов.
— Нет, не была. Но это не имеет значения. Она была девушкой моего друга.
Панкратов какое-то время сидел молча, опустив голову. Потом поднялся, налил до краев мензурку и выпил коньяк, на этот раз не закусывая.
— Доктор, а теперь послушай меня, — перешел вдруг на «ты» Панкратов. — Только не перебивай, прошу как человека!
Савва Николаевич ничего не ответил, так и остался стоять у окна.
— Мы с Диной родились в маленьком литовском городке Лида, учились в одной школе. Я старше ее на три года, но из-за болезни отстал и оказался с ней в одном классе. Влюбился почти сразу. В общем, не давал ей прохода. Она, понятное дело, сначала не замечала ни меня, ни моих ухаживаний. В то время это было не принято. А потом она как-то даже подружилась со мной, оценив, видно, мою настырность. Так или иначе, мы стали встречаться, ходить на танцы. Я к тому времени уже стал настоящим лидером местной шпаны. Меня боялись, если что не так — бил беспощадно. Бог силу дал немереную. Это я сейчас доходяга, от ветра шатает, а тогда мог голыми руками гвозди гнуть. Дальше — больше. Втянулся в темные дела, потом случайно в драке убил одну сволочь. По малолетству осудили только на шесть лет, четыре отсидел — выпустили. Вышел с зоны, приехал домой, а Дины нет. Говорят, уехала в Ленинград, в мединститут поступила. Я с зоны не писал, думал, не навредить бы. Время такое было: кто из родственников или знакомых в тюрьме — и тебе хода не дают. В общем, поехал я в Питер, нашел Дину, но отношения не налаживались. Она мне как-то говорит: «Не порти мне жизнь. Ничего у нас с тобой не получится. Ты не бросишь своих друзей, а я не хочу такой жизни». Поссорились, одним словом, и сильно. Я обиделся, но виду не подал. Думаю, погоди, сама приползешь на коленях.
