. Простой названа и уверенность в себе известного чтеца двоюродного брата Антона Шварца: "...уверенность - органическая, внушающая уважение, простая"
[11].
И описывая других людей, Шварц выделял их отношение к славе, пытаясь определить его по шкале: "русско-еврейское", причём русское ценится им выше. Например, 3 июля 1953 г. о Шостаковиче в 1942 году написано: "Он знал себе цену, но вместе с тем я узнавал в нём знакомое с детства русское мрачное недоверчивое отношение к собственной славе" [12]; в "Телефонной книжке" (1956), в портрете врача, профессора Ивана Ивановича Грекова, Шварц отметил: "Сразу угадывал ты человека недюжинного, нашедшего себя. И по-русски не раздувающего этого обстоятельства. <…> Он знал себе цену. Но знал и цену славе. Не хотел ей верить" [13]. Для сравнения, прелесть художника Натана Альтмана для Шварца "в простоте, с которой он живёт, пишет свои картины" [14].
У Е.Л. отношения со славой были такими же "еврейско-русскими" (в его понимании), как и его национальность. Например, в записи 12 мая 1953 г. об успехе первой пьесы в ТЮЗе в 1929 г.: "Я был ошеломлён, но запомнил послушное оживление зала, наслаждался им, но с унаследованной от мамы недоверчивостью" [15]. Дважды противительный союз "но" подчёркивает двойственность ощущения.
В детстве для Евгения Шварца всё русское было ближе, как ближе до 7 лет была мать, он считал себя русским на основании православной веры. Он был крещён, так же, как и его младший брат, услышав антисемитские высказывания, в 7-8-летнем возрасте не относил их к себе: "Так как я себя евреем не считаю, <…> я не придаю сказанному ни малейшего значения. Просто пропускаю мимо ушей. <…> При довольно развитом, нет - свыше меры развитом воображении я нисколько не удивлялся тому, что двоюродный брат мой еврей, а я русский. Видимо, основным я считал религию. Я православный, следовательно, русский. Вот и всё" [16].
Религия занимала важное место в душе Шварца-ребёнка: примерно в 4 года он стоял в алтаре церкви, а потом играл в церковную службу [17]; в 7-летнем возрасте он "с наслаждением крестился" вслед за извозчиком, проезжая через Москву в Жиздру (Калужской губернии) к брату матери, и "чувствовал, что я такой же, как все" [18]; принял первое причастие в Жиздре, которое "прошло по всем моим жилам" [19], там же торжественно и празднично, вместе с материнской роднёй, ездил в коляске смотреть на вынос чудотворной иконы ("Я прикладываюсь к прохладной ровной руке богородицы..."
